Исаак Бабель, «История моей голубятни»
В конце 40-х годов прошлого века население Советского Союза было втянуто коммунистическим руководством страны в идеологическую кампанию, отмеченную в памяти людей парадоксальным слоганом: «Россия – родина слонов». Газеты и журналы, радио и устная пропаганда с утра и до поздней ночи клеймили «буржуазных космополитов», «безродных бродяг в человечестве», «иванов, не помнящих родства» (под которыми имелись в виду как раз не «иваны”» а «абрамы»)… Школьникам вдалбливалось в голову, что паровую машину изобрел не Джеймс Уатт, как считалось до сих пор, а гениальный русский умелец Иван Ползунов, радио – детище не итальянца Маркони, а русского ученого Попова, у Пушкина в его лирике вовсе не было «байронических» мотивов, и на Карамзина, с его «Бедной Лизой», вовсе не повлияли западные сентименталисты…
Именно тогда я впервые услыхал по радио сенсационную передачу о том, что в одесском архиве обнаружена симфония не известного до сих пор композитора конца XVIII – начала ХIХ века Николая Дмитриевича Овсянико-Куликовского. Вскоре находку стали исполнять в радиоконцертах – вся она была пронизана замечательным украинским народным мелосом… В восторженных комментариях, которыми награждали специалисты-музыковеды разысканное произведение, звучали самые лестные эпитеты: и определения – новонайденного композитора нарекли гением!
Вскоре нашу семью постигло несчастье: родителей, обоих в один день, арестовало МГБ и после двух-трех месяцев так называемого следствия они были заочно осуждены на десять лет лагерей как якобы «антисоветчики». В последующие несколько лет мне было не до Овсянико-Куликовского с его симфонией – я и думать об этом забыл. В 1953 году, осенью, моя сестра уехала с мужем, молодым специалистом, в сельскую местность, куда его назначили инженером межколхозной МТС, а я, оставшись один в крошечной комнатке, куда нас после ареста родителей выселили, пригласил в компаньоны приятеля-студента, одессита Фиму Бейдера.
Это был обаятельный, чертовски остроумный и, по тем временам, весьма свободомыслящий человек. Например, он меня сразу поразил своим метким наблюдением:
— В нашей стране, – сказал Фима, – самое страшное – это анкетный подход к человеку.
Именно от него я и узнал впервые подоплеку той сенсации, которая заключалась в открытии миру имени гениального композитора Овсянико-Куликовского и его 21-й симфонии.
— Эту симфонию, – сказал Фима Бейдер, – написал одесский музыкант. Ему самому как еврею никак не давали ходу в советской музыке, вот он и решил сочинить сразу и украинскую симфонию, и украинского композитора. Овсянико-Куликовский на самом деле был, только не композитор, а помещик. И его 21-ю симфонию от начала до конца придумал этот еврей…
Тут мой друг Фима назвал какую-то типично еврейскую фамилию, но я ее не запомнил. Однако сюжет о музыкальной мистификации надолго засел в моей голове, но столь же надолго задремал. Проснулся или вспомнился лишь недавно…
В довольно обширном списке моих литературных работ есть цикл так называемых «Чужих рассказов». Как это так: мои – и «чужие»? А очень просто: в течение жизни знакомые, иногда и случайные, делились со мною эпизодами из своей или чьей-то жизни, и в моей голове скопилась целая коллекция таких сюжетов, которые я изложил и частично опубликовал в печати, каждый раз ссылаясь на источник. Вспомнив теперь Фимин рассказ, я решил дополнить им этот цикл – и для интереса набрал в поисковой строке интернета 21-ю симфонию Овсянико-Куликовского. «Кликнув» – получил огромный список файлов, в том числе и статью в Википедии – «свободной энциклопедии интернета»… Нашел и воспоминания подлинного создателя симфонии, приписавшего ее никогда не существовавшему композитору – им (создателем) оказался одесский музыкант, скрипач, дирижер и композитор Михаил Гольдштейн – родной брат знаменитого еще в 30-е годы ХХ века вундеркинда «Буси» (Бориса) Гольдштейна! Оба брата – ученики таких великих музыкальных педагогов, как Петр Соломонович Столярский и Абрам Ильич Ямпольский, но Михаил из-за травмы руки был вынужден сосредоточиться на композиторской деятельности. Однажды (это было как раз в период “борьбы с космополитизмом”), как пишет Михаил в своих воспоминаниях, он сыграл свое сочинение на украинские музыкальные темы. Оно вызвало резкое осуждение со стороны некоего музыкального критика (фамилия которого не упомянута):
— Вы не можете правильно понимать украинскую музыку, ибо в ваших жилах другая кровь, от другой национальности, – заявил критик.
Ему тут же возразили: но ведь писал же на украинские народные темы немецкий композитор Бетховен. А Гольдштейн все-таки на Украине родился и живет…
— Но Бетховен не был евреем! – отрезал критик.
(Итак, даже немцу разрешается писать на украинские темы, но никак не еврею!)
Гольдштейн не прислушался к мнению националиста. Тем более что не все украинцы думали так, как этот. Например, щирый (истинный) украинец, Всеволод Андреевич Чаговец, историк и либреттист, рассказывал Михаилу о своих встречах с Шолом-Алейхемом, с восторгом отзывался о писателе. По поводу же слов того критика посоветовал Гольдштейну:
— А ты ему докажи, что он ничего в музыке не понимает. Напиши симфонию на украинскую тему и выдай ее за сочинение украинского композитора. Скажем, был в Одессе в начале ХIХ века помещик Овсянико-Куликовский. Он создал из своих крепостных оркестр и подарил его здешнему оперному театру. Вот пусть он и станет «автором» твоей симфонии!..
Вскоре этой идеей Михаил поделился с приехавшим в Одессу композитором Исааком Дунаевским. Тот идею одобрил и даже записал для коллеги одну (по его словам – «украинскую») мелодию (то была тема будущей песни «Ой, цветет калина…») Гольдштейн ее несколько видоизменил, инструментовал для симфонического оркестра и включил в свое сочинение как танец, который назвал «Казачок». Потом приписал к этой части другие – получилась симфония на украинские народные темы. Он тщательно, как мог, стилизовал свое произведение в духе музыки конца XVIII – начала XIX века. И показал партитуру руководителю Одесской филармонии Казневскому как якобы найденную в архиве рукопись, сочиненную Овсянико-Куликовским.
Казневский готовился выехать в Киев, где ему предстояло занять высокую командную должность в руководстве культурой. Он обрадовался случаю привезти начальству сногсшибательную сенсацию –«“находку» Гольдштейна. Вот так и была запущена в производство одна из грандиозных “панам” советской эпохи…
Готовясь пересказать нынешним читателям эту давнюю, но подзабытую миром историю, я связался со своим заочно знакомым музыковедом, живущим в Беэр-Шеве бывшим профессором Казанской консерватории Георгием Кантором: известна ли ему эта история?
— Конечно, – ответил мне по скайпу собеседник – и заливисто рассмеялся. – На материале этой симфонии была написана не одна диссертация по истории и теории музыки!
Я стал рассказывать о том, что узнал из ннтернета: 21-ю симфонию Овсянико-Куликовского с огромным успехом и не раз исполнял оркестр Ленинградской филармонии под руководством Евгения Мравинского!
— Представьте, ваш знаменитый родственник и мой друг Натан Григорьевич Рахлин еще раньше также дирижировал этой вещью, – отозвался Георгий Михайлович. – Мы потом вместе смеялись над этим жизненным анекдотом!
(Н.Г.Рахлин был и сам родом с Украины, любил и тонко знал украинскую музыку… Это не помешало властям республики в годы продолжившихся гонений на еврейскую интеллигенцию сместить его с поста главного дирижера государственного симфонического оркестра УССР.)
«Шутка» М.Гольдштейна была воспринята всерьез всей командной верхушкой тогдашней украинской культуры. Никто поначалу не подверг его «находку» ни малейшему сомнению. «У меня даже не потребовали манускрипта», – пишет он в воспоминаниях.
Ловкачи от искусствоведения сочинили неизвестному композитору богатую биографию, придумали ему годы рождения и смерти. К Гольдштейну пристали с расспросами: это первая симфония Овсянико-Куликовского? – «Нет, 21-я», – ответил «от фонаря» мистификатор. На том и порешили! Тем больше чести «украинскому гению»: шутка ли, у него еще целых двадцать неизвестных симфоний – а вдруг найдутся?! Статья о «гениальном музыканте» была включена во 2-е издание Большой Советской Энциклопедии!
Все же со временем от «нашедшего» рукопись стали требовать ее подлинник. Истинный автор перестал скрывать истину и, чтобы облегчить себе жизнь, уехал из Одессы. Лишь в 1959 году в «Литературной газете» появился разоблачительный фельетон Яна Полищука «Гений или злодей?», и «композитор» Микола Овсянико-Куликовский, наконец-то, приказал долго жить.
Но тут взялись за создателя «его» симфонии. Как ни странно, Михаилу Гольдштейну (которого таскали на следствие в милицию, а по некоторым сведениям, даже и в КГБ) пришлось еще и доказывать, что украинскую симфонию, действительно, сочинил он, Гольдштейн, а вовсе не «подпоручик Киже», как известно, «фигуры не имевший»… Со временем, в 1964 году ему разрешили выехать из СССР – сначала в Восточную Германию, а затем, с 1969-го, он жил и работал в Гамбурге. Его младший брат, Борис (бывший «Буся»), в Германии жил с 1974 года. Братья скончались в конце 80-х: младший – в 1987-м, старший – в 1989-м.
Читателю полезно будет узнать, что симфония несуществующего композитора – не единственная музыкальная мистификация М.Гольдштейна: он приписал свои собственные сочинения также действительно жившим композиторам: Ивану Хандошкину (1747–1804) – концерт для альта с оркестром, Милию Балакиреву (1836–1910) – «Экспромт»… С другой стороны, в истории музыки он далеко не единственный фальсификатор: собственные сочинения приписывали другим также французский композитор Франсуа.Куперен, венгерский – Ференц Лист, австрийский – Фриц Крейслер… П.И.Чайковский написал мазурку «а ля Шопен», подражания Шопену создавал и Шуман…
Но этой компании все простительно. А вот насколько же ядовитой оказалась мистификация Гольдштейна – еврея, создавшего «гопачок»… ой, нет: «казачок»! Закрутившего вокруг этого танца целую симфонию и приписавшего ее ясновельможному украинскому пану… Вот уж, действительно, каковы они, «эти жидки» – в них дьявол сидит!
Желающим послушать 21-ю симфонию Овсянико-Куликовского (но на самом деле – Михаила Гольдштейна) рекомендую эту запись.
Феликс Рахлин, Афула. Из цикла «Чужие рассказы»