Я познакомился с Александром Дольником в 2001 году. Он только что построил в Днепропетровске синагогу, я увидел ее фотографию на одной архитектурной выставке и разыскал автора. На меня произвела сильное впечатление эта фотография. Я приехал в Днепропетровск, он отвел меня туда, и впечатление от натуры оказалось еще сильнее.
Сейчас строят много храмов разных конфессий. Как архитектурный критик, я все время с ними сталкиваюсь, – а лучше бы не сталкивался. Это на редкость грустная архитектура. Дело тут вот в чем. От храма ждешь, что архитектор так или иначе выскажется доступным ему языком о чем-то – для него лично прежде всего, но и для всех тоже – высоком. Но этого нет. Что в новых православных храмах, что в мечетях есть две темы: во-первых, тщательного соблюдения архитектурных традиций второй половины XIX века, которые непонятно почему полагаются жутко древними, во-вторых, демонстрации количества потраченных денег. Ни в пространстве, ни в пропорциях, ни в украшении нет ничего не то чтобы личного – нет даже попытки создать сакральное пространство.
Надо сказать, от архитектуры синагоги многого не требуется – это не храм, и вовсе не обязательно ее архитектура должна нести в себе интуицию Б-га. Это я к тому, что от Александра Дольника никто не требовал строить храм.
Там было старое здание хоральной синагоги, построенное в 1850 году. Ее закрыли в 1929-м, сделали клуб швейников (с 1947 года – Дворец культуры швейного объединения фабрики имени Володарского). В 1996 году здание вернули еврейской общине. Буквально восстанавливать интерьер было невозможно – никаких архивных материалов не сохранилось, – но сделать молельный дом по мотивам XIX века никто не мешал. А Дольник поставил перед собой в общем-то достаточно дерзкую задачу. Он решил сделать сакральный интерьер. И у него получилось.
Когда подходишь к синагоге, она не предвещает событий, которые ожидают тебя внутри. Снаружи это достаточно качественное здание позднего провинциального ампира. Не плохое, но длительная жизнь в качестве сталинского рабочего клуба не пошла ему на пользу. И даже когда входишь в спроектированное Александром Дольником фойе, ничего особенного не замечаешь – за исключением разве того, что имя архитектора числится среди донаторов. Поскольку я обнаружил его там без подсказки, то проникся большим уважением.
Внутри молельного зала это же отношение разворачивается в нечто действительно нетривиальное. Гигантский арочный портал, гранитный, неимоверно величественный. Он настолько грандиозен, что все остальное как-то перестает существовать. Кажется, у синагоги нет стен, сводов, ничего, одна белая пустота – и внутри нее этот портал. Он абсолютно не соответствует масштабу помещения, он может удержать городскую площадь, а не скромный зал. Но тем не менее он в этом зале находится, так что кажется, что сюда вошло что-то несоразмерно большое, бесконечно величественное и торжественное.
Александр Дольник очень подробно объяснял мне тогда, что у него что обозначает. Сам портал для него был метафорой молитвы – он шел от образа молящегося еврея в талите, и поэтому портал такой полосатый. К ковчегу в центре ведет лестница из шести ступеней, что соответствует шести дням сотворения мира. Над ковчегом пять арок – это пять книг Моше. Арки покоятся на двенадцати столбах – это двенадцать колен Израиля. Из ковчега исходят двадцать шесть лучей – цифра означает имя Б-га. И так далее. Я слушал, и мне все время казалось, что это, может быть, лишнее. Не потому, что не нужно изобретать символический канон там, где он не требуется – это, в принципе, никому не возбраняется, пожалуйста, если архитектору нужны какие-то символы, чтобы обосновать правильность найденной им формы, почему бы и нет. Но потому, что эта форма воздействовала совершенно непосредственно, без каких бы то ни было символов. Я просто стоял перед огромным порталом и ощущал, что оказался в особом месте, где есть некое Присутствие.
С тех пор прошло семь лет. Синагога несколько изменилась. Тогда она была новенькая, с иголочки, в нее как будто бы никто еще и не входил. Теперь там разнообразная жизнь – лавки и столы в помещении перед молельным залом, во дворе – китайская почему-то столовая для бедных, даже сами стены уже какие-то не белые, а обжитые, домашние. Видно, что есть община, она активно живет. Только с порталом ничего не произошло, он будто вчера появился или, наоборот, всегда тут был. Это странное ощущение, будто время течет мимо него и его не касается.
Изменился и Александр Дольник. Тогда он был очень увлечен религиозной тематикой, это был молодой, сильный, красивый человек, который страстно говорил о смыслах, символах, прецедентах. Теперь это был другой человек – старше, мягче, с характерной грустной иронией. Говорил больше о политике, о Киеве, о Москве, об Израиле, о людях. Я даже подумал, что постоянно находиться на таком уровне горения для архитектора – а архитектор профессия практическая – довольно трудно. Просто вот один раз ему выпало построить синагогу, и случилось едва ли не чудо. Ну а теперь оно уже случилось, и пошла нормальная обычная жизнь.
Я приехал в Днепропетровск вечером, мы пошли в ресторан, который почему-то назывался гриль-баром. Три вещи поразили меня в этом учреждении. Во-первых, машины, которые были около него припаркованы. Если бы я на своем «ягуаре» подъехал к этому гриль-бару, меня бы туда не пустили. Эта днепропетровская парковка была выставкой машин исключительно премиум-класса. Во-вторых, кухня. Нет, ничего необычного. Хотя, пожалуй, в «Эксельсиоре» в Венеции попроще, но в принципе примерно то же самое. Ну и в-третьих – посетители. Они все были между собой знакомы. Они все были евреи. Все знали Александра Дольника. Половина были его заказчиками. «Вы про него будете писать? Вы уже видели наши пентхаузы? Это надо посмотреть, хороший вид на Днепр». «Саша, Zara мне прислали договор. Они послезавтра приедут. Саша, я им так сказал: таких фирм, как Zara, в мире, наверное, четыре или где-то даже пять. А такой магазин, как ты мне строишь, в Днепропетровске только один. Во-первых (это уже мне) – это на главной площади, считайте как у вас на месте мавзолея. Во-вторых, это Дольник. А в-третьих, хозяин – я. На самом деле, ты же понимаешь, что это во-первых. Так вот что я им сказал. Если считать по днепропетровскому счету, я вас круче в четыре раза, а где-то даже в пять. Это не я должен читать их договор, это они должны читать мой». И так далее, без остановки, весь вечер. «Саша, тут к тебе, говорят, кто-то приехал, что-то про тебя написать. Я интересуюсь, кто и что?»
А на следующий день Дольник меня повез показывать свои постройки. И вот тут я по-настоящему обалдел. Ну, представьте себе. Высокий берег Днепра. Наверху, на горе, – два небоскреба, причем таких серьезных, не азиатских, конечно, но, скажем, франкфуртского масштаба. Это жилые дома. И между ними – каменная площадь с крытым бассейном для жителей. Дальше по склону амфитеатром спускаются дома. Это как раз и было то, что называлось «наши пентхаузы», и таки вид на Днепр там был вполне, – вот ровно как говорится, «редкая птица долетит до середины». Амфитеатр внизу образовывал площадь с идеальным газоном, на площади стоял еще один небоскреб, который Дольник называет «кампаниллой», и еще один жилой комплекс. Справа ото всего этого комплекса видны три виллы с мостами, ведущими к ним с уступа склона. Это тоже построил Дольник. Далее – нагромождение краснокирпичных домов североевропейского вида – жилой комплекс «Амстердам». И его тоже построил Дольник.
За семь лет, что мы не виделись! Это был архитектурный ансамбль размером с центр среднего европейского города. Это была современная архитектура европейского уровня – такого уровня, что сегодняшний Берлин от нее бы никак не отказался, а пожалуй, и позавидовал бы. Это был нереальный прямо уровень процветания, совершенно не представимый в таком городе, как Днепропетровск. Да просто это было настолько величественно, широко, уверенно, что дух захватывало. Всюду, куда хватало взгляда, все построил Дольник, и уже было ощущение того, что редкая птица долетит до середины того, что он построил…
Возникает вопрос: как один архитектор за такое короткое время может так много построить. Но на самом деле оказалось, что это примерно четвертая часть его работ в Днепропетровске за эти семь лет! Мы ездили смотреть ту площадь, где строится торговый комплекс, в пересчете на который друг Дольника в четыре раза круче Zara. Действительно, круто, потому что это даже не магазин, а пассаж, вроде Петровского пассажа в Москве, и Zara занимает там весьма скромное место. Но все же я думаю, что не в четыре раза он круче, а где-то это надо делить пополам: не одно такое место в Днепропетровске, потому что прямо визави строящегося пассажа стоит другой, уже построенный, называется он «Европа», и его тоже построил Дольник. Так что мест таких в Днепропетровске не одно, а два. Мы ездили смотреть офисные комплексы, еще магазины, еще жилые кварталы – и все это опять же был он.
Я не знаю сегодня московского архитектора настолько же востребованного, так же реализовавшегося, как Дольник. Да честно сказать, я и в Европе таких не знаю. Есть несколько звезд уровня Нормана Фостера, которые сделали за это время не меньше, но никому не повезло сделать все это в одном городе – просто полностью преобразить город-миллионник. И вечером, когда мы опять приехали в тот же ресторан, где те же люди приветствовали меня уже как старого знакомого, я несколько потрясенно стал его спрашивать: «Саша, как? Как это удалось? Что за чудо?»
«Сам не знаю. Так получилось, что после того как открылась синагога, там началась какая-то жизнь. И все мои заказчики – оттуда. Они туда пришли, они видели, что я построил, и стали ко мне обращаться. Мы все знаем друг друга, мы друг другу доверяем. Если какие-то противоречия – это решает раввин. И как-то все это идет правильно, и все строится и строится. А со стороны, наверное, действительно выглядит несколько фантастически…»
В принципе, работу архитектора довольно трудно объяснить человеку, с темой не знакомому. И все же скажу, что у Александра Дольника есть одна оригинальная особенность. Он очень увлечен типологией. Он любит соединять в одном комплексе разные типы помещений – обычные квартиры, пентхаузы, городские виллы, офисы, кафе, рестораны, спортивные сооружения и т. д. И делает это страшно изобретательно, так что они все вместе складываются и подходят друг к другу как кусочки пазла. У него есть проект, который сейчас начали реализовывать, называется «Брама»: это врата-небоскреб, в створе которого – мост через Днепр, задумано как арка Дефанс в Париже, но несколько масштабнее. Так вот, по типологии – это «вертикальный город». Как в городе рядом друг с другом стоят разные дома – и башни, и особняки, и гостиницы, – так здесь все это поставлено друг на друга, и внутри этого еще улицы, площади, мосты и т. д. Я бы сказал, особенность этого архитектора в том, что он любит жизнь в самых разнообразных вариантах, в подробностях, бесконечных деталях, и при этом умеет собрать ее в формулу, не потерять того изначального рисунка, который стоит за всем этим разнообразием. Это собирание в формулу выглядит действительно чудесным. Потому что если смотришь на его главный комплекс на берегу Днепра сверху, с небоскребов, то вдруг понимаешь: весь этот величественный амфитеатр – это та самая арка синагоги, с которой все начиналось. Очень зримая метафора того, откуда все вышло.
Когда журнал «Лехаим» пригласил меня писать об архитекторах, заказ звучал следующим образом: «Мы бы хотели видеть серию очерков о еврейской недвижимости». Я тогда очень развеселился, потому что еврейская недвижимость – это как? Малаховка? Кратово? военные поселения в секторе Газа?.. Но вот ведь – пожалуйста вам, очерк о еврейской недвижимости. До революции в Днепропетровске было сорок синагог, была большая еврейская община. К концу советского времени евреев почти не осталось, а сейчас их опять около ста тысяч. Они построили только одну синагогу. Но вокруг нее началась жизнь, которая преобразила весь город. Лехаим!
Григорий Ревзин