Читальный зал

Привет, гений! Богдан Ступка: театр, режиссер, зритель, страна

«Привет, гений!» – «От гения слышу!». Богдан Сильвестрович обнимается с Романом Григорьевичем, и я, наблюдающий эту сцену, уже понимаю, что буду ее когда-нибудь вспоминать, как вспоминали мои старшие собеседники шутки-откровения Леонова или Яковченко. И точно так же, как они, буду невольно увязывать в единое целое гениальность и успех, гениальность и самоудовлетворение, гениальность и торжество таланта, отгоняя ненужные воспоминания, отсекая лишнее, как от памятника. Собственно, для моих более молодых соотечественников Богдан Ступка и был таким памятником - единственной вершиной современной украинской театральной культуры, пиком, к которому ничего и не приблизилось, рядом с которым все остальные казались просто молодыми артистами. Сам он себя, впрочем, вряд ли так воспринимал – потому что не мог не понимать, что воспитан не в традициях этой, хаотически появляющейся в Киеве актерской школы, а в ансамбле школы другой, советской, где он смог стать одним из небожителей только после краха Советского Союза – и в этом еще один парадокс его актерской судьбы. Сейчас, перечисляя крупных актеров советской эпохи, мы обязательно упомянем Ступку наравне с Ульяновым, Леоновым, Лавровым, Фрейндлих или Банионисом – с той только разницей, что в советское время все эти мастера действительно были кумирами миллионов, а Ступка смог стать им только после того как советский кинематограф умер, а театр – в том числе и украинский – стал влачить жалкое существование, лишь изредка взрываясь громкой премьерой.
Почему так произошло, понятно. Ступка – как и многие другие его коллеги – был актером так называемого отрицательного обаяния, а таким в советское время разрешалось играть только то, что можно играть. Иногда это становилось везением - как в ильенковском «Белом птахе», но зачастую приводило к очевидному обеднению творческих возможностей, к мукам и разочарованиям. Мы убедили себя в том, что Ступка – или Янковский, или Табаков – стали главными фигурами нулевых, потому что все остальные постарели или ушли – не понимая, что только отмена разрешительного режима в культуре позволила этим большим актерам раскрыться, проявить ту силу противоречивости, многогранности и сложности, которая была в них как в личностях – и была в их талантах – но решительно не замечалась министерствами и парткомами.
Если бы Советский Союз сохранился, никакого Богдана Ступки не состоялось бы - и это не клевета на самый справедливый в мире строй, это фильмография.
Был бы деятель провинциальной культуры, которого изредка приглашали бы московские режиссеры сыграть очередного отрицательного «хохла», а режиссеры киевские бегали бы в партком студии Довженко посоветоваться перед каждым приглашением: может быть, зритель не так поймет, может быть, секретарь ЦК запретит... Скажут: а какой смысл во всем этом, если украинский кинематограф умер вместе с Советским Союзом? Да, но лучшие свои роли в кино – роли, которые принесли ему известность далеко за пределами страны – Ступка смог сыграть у российских и польских, да и у украинских режиссеров, которые больше не советовались об актерских составах с проходимцами.
И был театр – это самое главное. Да, остановившийся. Да, утративший с уходом Сергея Данченко своего Режиссера. Да, десятилетиями не снимающий спектакли с репертуара. Но все эти годы это был, прежде всего, театр Ступки – зритель приходил посмотреть на него, зритель радовался его актерским победам и сопереживал режиссерской пустоте, которую опекавший театр Богдан Сильвестрович пытался заполнить все эти годы - заполнить не собой, а кем-то, кого и в помине нет, кто должен был соединить в себе режиссерский талант Данченко и современное прочтение театра. Но годы шли, никого не было, он играл сам на переполненной, как будто бы вымершей сцене. С кем он мог бы сыграть бенефисный спектакль – я уж и не спрашиваю, кто в Киеве мог бы такой спектакль поставить, чтобы и талантливо, и не выходя за рамки, в духе Ступки? Ну да, с Адой Роговцевой, никогда не игравшей в его театре, все реже появляющейся на сцене после трагического ухода из окоченевшей русской драмы? Он и играл с ней одну из первых украинских антреприз. Когда-нибудь напишут: вот был дуэт, великий актер и великая актриса, а мы и не заметили, почему они больше не встретились?
А потому, что Украина – это страна, где планы на будущее пишут в некрологах. Никто и не подумал, наверное, как это было – играть в пустоте, ждать и не дождаться режиссера в собственный театр, быть востребованным за пределами своей страны – и не находить адекватного применения у себя дома. Что мог сделать Богдан Ступка здесь – кроме того, чтобы быть Богданом Ступкой? Играть в спектаклях, ставших музейными постановками и державшихся на плаву только потому, что был он? Сидеть в министерских креслах и разных там комиссиях и комитетах – что к тому же никогда не воспринималось с сочувствием теми, чьи интересы он должен был бы в этих комиссиях и министерствах защищать? Быть героем светской хроники – потому что в этой стране актеров, даже великих, воспринимают исключительно как героев светской хроники? Конечно, сейчас об успешной жизни и впечатляющей карьере не будет говорить только ленивый. Да, конечно, это был успех – нести на своих плечах всю тяжеленную ношу классического украинского театра и самого украинского образа, нести – фактически одному. Но великому актеру нужна не ответственность презентации. Ему нужен великий театр и крупный режиссер, ему нужен талантливый зритель и живущая своей – своей! – культурой страна.
Ничего этого у Богдана Ступки не было. Он сам был своим театром, режиссером, зрителем, в конце концов – сам стал страной, такой, какая она есть – чувственной, мудрой, наивной, отзывчивой, эгоистичной, сервильной и непокорной одновременно.
Виталий Портников, журналист

liga.net