Читальный зал

Василий Тарасенко. Фото из личного альбома

За произраильскую позицию и украинский сепаратизм...

64 года исполнилось нынешней весной Государству Израиль. Казалось бы, события 14 мая 1948 года описаны многократно. И, тем не менее, мало кто до конца 1990-х годов знал, какую роль в провозглашении независимого еврейского государства сыграл первый представитель Украины в ООН Василий Акимович Тарасенко, интервью с которым, взятое журналистом Михаилом Гольдом за несколько лет до кончины дипломата, мы предлагаем вашему вниманию.

– Василий Акимович, вы – один из патриархов украинской дипломатии. Я буду не оригинален, попросив вас немного рассказать о себе.

– Родился я в 1907 году в Соснице Черниговской области в крестьянской семье. Кстати, мы земляки с великим Александром Довженко, он тоже из Сосницы. В 1924 году – в 17 лет – был назначен секретарем райкома комсомола и директором средней школы. Учителя все были старорежимные, в 2-3 раза старше меня, но отношения сложились, и мы проработали вместе долгие годы. В 1933 году меня отправили в Таджикистан, где занял пост помощника председателя Совнаркома и одновременно читал лекции в Сталинабадском пединституте. Вернувшись на Украину, стал директором учительского института в Гуляйполе. Оттуда и ушел на фронт. После демобилизации был назначен ректором Запорожского пединститута и, к сожалению, стал партократом – членом бюро обкома и заведующим отделом науки.

– Из ваших слов вырисовывается картина довольно благополучной карьеры партийного активиста. Но, если я не ошибаюсь, вы несколько раз чудом избегали ареста?

– За время пребывания в партии, а я вступил в ВКП(б) в 1926 году, меня трижды исключали за украинский буржуазный национализм. В первый раз в Новомосковске как правого оппортуниста. Это решение отменил секретарь райкома Зайченко, которого позже расстреляли как американского шпиона.
В Таджикистане я недостаточно боролся с ходжибаевщиной и в частных беседах высказывал симпатии к Украине. Возвращаюсь однажды из отпуска, шел 1935 год, а в «Коммунисте Таджикистана» разгромная статья, где я – и правый оппортунист, и троцкист, и украинский буржуазный националист. Между прочим, статья вышла из-под пера председателя Контрольной комиссии ЦК Таджикистана. Спас меня секретарь ЦК Шадунц, он тоже потом погиб.
В третий раз исключали меня в Гуляйполе. Был уже приказ министра просвещения, я был уволен, обвинили меня и в правом, и левом, и буржуазном национализме, создании группы. Вместе со мной сняли с работы человек пятнадцать. К счастью, у меня были товарищи в ЦК, и решение отменили.

– А когда и при каких обстоятельствах вы возглавили делегацию Украины в ООН?

– На дипломатической работе я с осени 1945 года. Был помощником министра иностранных дел, заместителем председателя Совнаркома, осенью 1946 года возглавил украинское представительство при ЮНРРА. После Парижской мирной конференции 1947 года по предложению Молотова я был назначен в Вашингтон советником посольства СССР в США, в течение полугода даже исполнял обязанности посла. Украина тогда была избрана непостоянным членом Совета безопасности ООН, и я был включен в делегацию, а затем стал ее главой.

– К тому времени вы, вероятно, уже были знакомы с «палестинской» проблемой. Какие настроения преобладали в советской делегации по этому вопросу?

– С палестинским вопросом я столкнулся, еще будучи и.о. посла СССР, общаясь с делегациями разных стран, представителями еврейской общины США. Ну а более обстоятельно вошел в курс дела, когда познакомился с Моше Шаретом – будущим премьер-министром Израиля. Мы подружились, он часто у меня обедал. Как-то я поинтересовался, откуда у него такой хороший русский. Шарет удивился: «А как, по-вашему, должен разговаривать человек, окончивший херсонскую гимназию?»
Много раз я выступал по палестинской проблеме на сессии Генассамблеи в 1948 году, да и заключительное выступление тоже было моим. Изучал документы, справочники, брал доступную в Нью-Йорке литературу. У советской делегации отношение к еврейскому государству было полупрохладным. Но существовала подписанная Сталиным директива голосовать за создание Израиля, и ослушаться смельчаков не нашлось. Тем не менее, недовольный шепоток ходил.

– Действительно ли шла речь об отправке военных советников для поддержки молодого еврейского государства?
– Не думаю, что в этом была крайняя необходимость. Вышинский прямо заявил, что политическую, научную и военную элиту еврейского государства составят люди, выросшие и воспитанные в Советском Союзе, и даже рассчитывал на то, что русский станет вторым официальным языком Израиля. Вероятно, среди уехавших в Палестину были и профессиональные военные, но это были еврейские патриоты. Возможно, у НКВД были среди них свои люди, ни я, ни Громыко об этом ничего не знали.

– Как свидетельствуют все (!) исторические источники, решающее голосование по разделу подмандатной Палестины состоялось в Нью-Йорке 29 ноября 1947 года. Сам факт повторного голосования практически неизвестен. И все-таки, что произошло в тот памятный день 14 мая 1948 года в зале заседаний ООН в Нью-Йорке?
– Действительно, в ноябре 1947 года ООН проголосовала за создание двух государств на территории Палестины, еврейского и арабского. Однако за считанные месяцы в политике США произошли странные и необъяснимые метаморфозы – они отказались от идеи создания независимого еврейского государства. На спецсессию 14 мая 1948 года был вынесен старый, английский, проект резолюции, предусматривавший создание единого арабо-еврейского государства, что в сложившейся ситуации было равносильно уничтожению еврейского национального очага. Против этого выступили всего несколько делегаций: СССР, Украины, Белоруссии, Польши, Чехословакии, не более 6-8 стран. Страны Латинской Америки, составлявшие тогда половину членов ООН, были готовы безропотно голосовать вместе с США.
Все, в том числе еврейская община и делегация СССР, были убеждены, что принятие антиизраильского проекта резолюции полностью обеспечено. Единственной целью председательствующего было обеспечить принятие резолюции до 18 часов, что автоматически отменяло предыдущее решение ООН. Примерно в 17.45 председательствующий доктор Арсе прервал очередное выступление Громыко и объявил голосование. В зале заседаний места для делегаций закреплялись в алфавитном порядке, и делегация Украины располагалась рядом с делегацией СССР. Я обернулся к Громыко, и тот проворчал что-то вроде «все кончено». Поднявшись с места, я громко объявил, что хочу высказаться по процедуре голосования, и, не обращая внимания на возражения председательствующего, быстрым шагом направился к трибуне. Но… возникло недоразумение. Английское словосочетание «point of view» (высказать точку зрения) у меня прозвучало как «point of you» (поговорить о вас), что председательствующий воспринял как попытку спровоцировать конфликт. Он немедленно оставил свое кресло и выбежал из зала с криком «полицейский, полицейский, скорее сюда». А я тем временем уже произносил экспромтом свою речь. Вдруг раздались аплодисменты. Я посмотрел на часы – стрелка перевалила за отметку «6». Первым меня поздравил Громыко, потом главы делегаций Польши и Югославии, представители еврейской общины Нью-Йорка. Доктор Арсе поднялся на трибуну и заявил, что, поскольку по известным всем причинам голосование не состоялось, предыдущее решение ООН остается в силе. Той же ночью в Тель-Авиве было провозглашено Государство Израиль и образовано его первое правительство во главе с Бен-Гурионом.

– А на следующий день?..

– На следующий день ко мне явились Моше Шарет, который в 1950-х годах стал премьер-министром Израиля, Абба Эбан – будущий глава МИДа и делегация еврейской общины Нью-Йорка. Бен-Гурион поручил Шарету выразить мне благодарность лично от него и правительства Израиля, подарить мне Тору. Кроме того, через Шарета Бен-Гурион предложил мне почетное гражданство города Тель-Авива и Государства Израиль, подчеркнув, что я первый иностранец, которому делается подобное предложение. Разумеется, решить такой вопрос без согласования с Москвой я не мог, а в Москве твердо сказали «нет».

– Просто «нет», без последствий?

– Если не считать того, что за два месяца до окончания срока пребывания в Штатах меня отправили в отпуск, а проще говоря, отстранили – в Америку я уже не вернулся. Кстати, формулировка была более чем забавной: за активную произраильскую позицию и… тенденции к украинскому сепаратизму. Что касается первого, то Хрущев крепко ругал меня за это по возвращении. Так и сказал: «Какого черта ты полез? Пусть бы Громыко и выступал, так нет – нашел тебя, дурака». Я же возьми да и ляпни: «Я выступил по собственной инициативе, Никита Сергеевич». Тот только рукой махнул: «Тем хуже для тебя». А вот обвинение в «тенденциях к украинскому сепаратизму» было уже много серьезней.

– Вы дали повод?

– Честно говоря, да. Я вознамерился поставить украинскую делегацию на равную ногу с советской, как это, собственно, и было предусмотрено уставом ООН. По возможности, никаких согласований ни с Громыко, ни с Маликом. С Громыко особых проблем не возникало, с Маликом дело обстояло хуже. Он пытался давать мне директивы, на что я ему возражал: «Директивы давайте своим подчиненным, я возглавляю украинскую делегацию, вы – советскую». В этом вопросе я всегда придерживался жесткой позиции – украинская делегация должна иметь свое лицо. А им нужны были марионетки. Разное было, но марионеткой меня никто не назвал бы. В конце концов, Мануильский усмотрел в этом сепаратизм. Вдобавок ко всему Вышинский, главный палач страны, дал телеграмму в Москву с просьбой о моем отзыве как экстремиста. От ареста меня спасла лишь «облегченная» формулировка – «тенденции». Кстати, реакция Сталина была такова: «Нам иногда и экстремисты нужны».

– Другими словами, получается, что Государство Израиль было провозглашено благодаря усилиям (пусть и столь неординарным) украинского дипломата. Почему же этот факт до недавнего времени нигде не получил огласки?
– Идея еврейского государства родилась не в зале Генассамблеи ООН. К 14 мая 1948 была проведена огромная подготовительная работа, которая стоила жизни многим сынам еврейского народа. Казалось, справедливость победила – ООН принимает решение об образовании еврейского государства. В Тель-Авиве уже готовились к торжествам. И, как гром среди ясного неба, США делают поворот на 180 градусов, из друзей евреев превращаются в их противников. Траур среди американского и палестинского еврейства. Выходит, усилия лучших умов, выдающихся деятелей еврейского движения оказались напрасными. Ни у кого ни в Нью-Йорке, ни в Тель-Авиве не было сомнения, что дело, на которое потрачены десятилетия, провалено. И вдруг какой-то украинец, по сути, посторонний человек, поворачивает ход событий. Это задевало самолюбие, национальную гордость, в израильской историографии подобный эпизод отсутствует. Что касается американцев, то кому, как не им, главному стратегическому партнеру Израиля, не разглашать этот, мягко говоря, странный факт. Об СССР, занимавшем с начала 50-х годов резко антиизраильскую позицию, нечего и говорить. Об этом хотели забыть все.
Но сейчас на политическую арену вышло новое поколение, которое более объективно смотрит на историю. Я, например, недавно получил письма от премьер-министра Биньямина Нетаниягу и министра иностранных дел Давида Леви, в которых отмечается моя персональная роль в создании Государства Израиль.

– Давайте еще раз вернемся в прошлое. Как сложилась ваша судьба по возвращении из США?

– В 1950 году я возглавил кафедру международных отношений КГУ и оставался на этом посту до 1982 года. Кстати, лекции всегда читал на украинском, что было весьма экзотично и вызывало много косых взглядов. Был председателем экспертной комиссии по высшему образованию, редактором журнала «Новая и новейшая история». Подготовил сотни аспирантов, десятки кандидатов наук, несколько докторов. Если говорить о самых известных моих студентах, то и прошлый, и нынешний министры иностранных дел Украины учились у меня (речь идет об Анатолии Зленко и Геннадии Удовенко, – М.Г.).

– В чем вы находили и находите душевный покой? В искусстве, литературе, музыке?
– В 12 лет я впервые прочитал «Войну и мир» и с тех пор перечитывал эту книгу несколько раз. Увлекался французскими, английскими и украинскими классиками. Правда, из иностранных языков свободно владею только английским, по-французски и испански лишь читаю. Мои предпочтения в музыке – Чайковский, Лысенко, люблю украинские народные песни. Когда был помоложе, занимался футболом, бегал, может быть, благодаря этому и разговариваю с вами сейчас.

– После развала Союза, многие заговорили о крушении идеалов, которым была отдана вся жизнь. Что для вас, человека, занимавшего не последнее место в системе, значили эти перемены?

– Находясь на службе в системе, я четыре раза был на волоске от смерти. Сказать, что это было малоприятное ощущение, – ничего не сказать. А молчать я не мог. В начале 1980-х я выступил против взяточничества в КГУ. Без взятки, даже прекрасно сдав экзамены, выше «тройки» абитуриенту на нашем факультете не светило. Однако стоило мне поднять этот вопрос, как оказалось, что замешаны все: и ректорат, и горком, и ЦК партии. В воздухе уже пахло расправой, но Громыко, знавший меня еще по Штатам, позвонил Щербицкому, и я лишился только кафедры. Одним из первых на Украине я подал заявление о выходе из партии. Через несколько дней из КПСС вышел Кравчук. Так что мои идеалы не в прошлом.
Беседовал Михаил Гольд

jewishnet.ru