Вячеслав ЛИХАЧЕВ – член Генерального совета Евроазиатского еврейского конгресса (ЕАЕК), специалист по правому радикализму, политическому экстремизму и ксенофобии, автор книг «Нацизм в России» и «Политический антисемитизм в современной России». С 2003 года – основной автор ежегодного доклада ЕАЕК об антисемитизме на постсоветском пространстве, руководитель программы по мониторингу и анализу проявлений ксенофобии в регионе. На мониторинге Лихачева по Украине основываются в своих докладах целый ряд международных организаций, таких, как Бюро по правам человека и демократическим процедурам ОБСЕ, Госдепартамент США, Институт изучения расизма и антисемитизма Тель-Авивского университета, Эмнисти интернешнл, Всемирный еврейский конгресс и другие.
– Вячеслав, обозначьте основные тенденции в динамике проявлений антисемитизма в Украине в уходящем году?
– Количество инцидентов в тех сферах, где мы можем это отследить – снижается. Это касается актов вандализма, физических нападений, антисемитских публикаций в СМИ – во всех этих сегментах на протяжении ряда лет наблюдается устойчивый спад. Другое дело, что есть сферы, где гораздо сложнее измерить реальную динамику. Например, уменьшение объемов антисемитской пропаганды в печатных СМИ – результат не только самоустранения из этой области МАУП, но и активного развития Интернета, в который ушла вся радикальная пропаганда, не поддающаяся учету. Речь идет о колоссальном количестве как самостоятельных ресурсов, так и различных высказываний в социальных сетях, проявлений антисемитизма в обсуждении тех или иных статей на форумах и т.д. На этом фоне антисемитская статья, появляющаяся раз в месяц в маргинальной газетке, погоды не делает. Таким образом, антисемитизм как пропаганда, антисемитизм как идеология и антисемитизм как оружие в полемике, переместился в другие сферы, где сейчас достаточно заметен. Тем не менее, рассеянное в украинском массовом сознании предубеждение перед евреями в реальные преступления не превращается. И это некий позитивный итог последних лет.
– Насколько это отличается от ситуации в других постсоветских странах?
– В Украине, безусловно, отмечается больше проявлений антисемитизма, чем в Беларуси и Молдове, но меньше, чем в России. При этом в России тенденции сопоставимы с нашими, – там тоже наблюдается спад реальных преступлений на почве антисемитизма. Другое дело, что Россия – гигантская страна, и если в Украине насилие на почве антисемитизма практически сошло на нет, то у восточного соседа оно еще фиксируется. Если сравнивать с Беларусью и Молдовой, то в Украине в абсолютных цифрах больше антисемитских эксцессов, что тоже объясняется масштабами страны и наличием большой еврейской общины. При этом можно говорить об ухудшении ситуации в Молдове в последние пару лет, в Беларуси же положение достаточно стабильно.
– А как обстоят дела в Центральной и Западной Европе? Насколько силен там традиционный антисемитизм или речь идет, в основном, об антииизраилизме? И вообще, чем отличаются проявления антисемитизма у нас и в старой Европе?
– Для адекватного понимания соотношения зарегистрированных проявлений антисемитизма в Европе и в Украине недостаточно просто сравнить цифры – надо четко осознавать несколько важных моментов.
В Европе к проблеме антисемитизма государство относится гораздо серьезнее, чем в постсоветских странах. Там строже законодательство, и оно более последовательно соблюдается. И, кстати, мониторинг антисемитской активности ведут не только общественные организации, подобные нашей, но в первую очередь – правоохранительные и другие государственные органы. Это обеспечивает системный подход и широкий охват, в конечном итоге обуславливающий большие количественные показатели. Кроме того, в Европе проявления антисемитизма понимаются в более широком контексте. Во многих странах в одну категорию статистики попадают очень разные по характеру действия, расцениваемые при этом как связанные с насилием (английское violence имеет более широкое значение, чем наше понятие «насилия») – от собственно нанесения физических повреждений на почве ненависти до телефонных угроз или оскорбительных писем. В своем мониторинге мы вообще не учитываем угрозы – просто не в состоянии системно отслеживать подобные проявления. Вряд ли кто-нибудь в провинциальных еврейских общинах сочтет достаточно серьезным поводом для информирования мониторингового органа звонок в синагогу какого-нибудь сумасшедшего антисемита (у нас в силу менталитета зачастую и о битых оконных стеклах не хотят никуда сообщать). Я сам регулярно получаю угрозы в разной форме, однако не считаю, что мы сегодня готовы вести статистику подобных инцидентов. Честно говоря, за глаза хватает работы по отслеживанию насильственных действий, идеологически мотивированного вандализма и ксенофобских публикаций в СМИ (проявлений «языка вражды», как мы это называем).
В силу этих методологических отличий довольно сложно адекватно анализировать статистику проявлений антисемитизма в СНГ и в более цивилизованных странах. Очевидно, что в Восточной Европе фиксируется больше антисемитских инцидентов, однако реально уровень антисемитизма там не выше, чем в Украине. При этом в бывших соцстранах, как и на постсоветском пространстве, антисемитизм носит традиционный, частично религиозный, частично национал-радикальный или откровенно неонацистский характер, а его носителями являются либо пожилые религиозные люди, либо маргинальные молодежные круги. Вообще, архаичность восточноевропейского антисемитизма обуславливает его маргинальность.
В Центральной и Западной Европе мы имеем дело с новым антисемитизмом, тесно связанным с антиизраильскими настроениями и радикальным исламизмом. И хотя в массовом сознании антисемитизм распространен там меньше, чем в Восточной Европе, такая специфика обуславливает гораздо большее количество антисемитских преступлений, представляющих порой вполне реальную опасность для объектов еврейской инфраструктуры и членов общины. Хотя за последние десять лет международные организации, правительства, правоохранительные органы и сами общины смогли в значительной степени «сбить» волну «нового антисемитизма», ситуация во Франции, Великобритании, Бельгии, скандинавских странах остается весьма серьезной. На этом фоне ситуация на постсоветском пространстве выглядит относительно благополучной.
– А как украинская власть реагирует на проявления антисемитизма? На всех уровнях – от участкового милиционера где-нибудь в Верхних Мостах, где недавно осквернили памятник жертвам Холокоста до депутатов Верховной Рады?
– Я далек от благостных мантр о том, что у нас все замечательно. В той же Западной Европе, допустим, во Франции, где количество реально совершаемых антисемитских преступлений гораздо больше, чем в Украине, государство и общество реагирует на проблемные ситуации куда активнее. Возмущение актом вандализма на еврейском кладбище в небольшом городе способно вывести на центральную площадь десятитысячную манифестацию протеста, возглавлять которую будет сам мэр. У нас подобная реакция общества совершенно невозможна.
Одна из серьезных наших проблем в сфере борьбы с антисемитизмом и ксенофобией – это практически полное самоустранение государства из этой сферы, причем ситуация после некоторого улучшения при предыдущей власти снова ухудшается (что, кстати, уже негативно сказывается на возобновившемся росте расистского насилия). Пусть не из искренней заботы о правах человека, а скорее из озабоченности имиджем в глазах Запада и под давлением международных структур, но в последние годы каденции Виктора Ющенко многие чиновники, в том числе представители СБУ и МВД, реально сделали многое для противодействия антисемитизму и ксенофобии. Однако при новой власти чиновникам, очевидно, уже не столь важно, как Украина выглядит в глазах цивилизованного мира, и не так страшно читать критические отчеты международных организаций. Достаточно сказать, что ни у одной правоохранительной структуры или спецслужбы нет вообще никакой официальной статистики насилия на почве ненависти. Когда бывший президент призывал тогдашнего генпрокурора и министра внутренних дел обратить особое внимание на преступления на почве ксенофобии, он был вынужден ссылаться на результаты моего мониторинга – никакой другой статистики по данной проблематике просто не велось. За прошедшие годы ситуация в этой сфере мало изменилась.
Отсутствие не просто адекватной реакции – вообще понимания базовых для цивилизованного общества вещей – проявляется у нас на всех уровнях. От милиционера, которому при составлении протокола невозможно объяснить, состав каких преступлений предусмотрен текстом «профильной» 161-й статьи УК, до депутатов, считающих, что ужесточив наказание по этой статье, но не изменив ни единого знака в ее совершенно чудовищном тексте, они искоренят проблему. В результате ежегодно десятки людей в Украине страдают от расистского насилия (я не говорю конкретно об антисемитизме, а имею в виду ксенофобию в целом), но при этом у нас практически нет судебной статистики приговоров за преступления на почве ненависти. Практически никогда не учитывается идеологическая составляющая в неонацистском вандализме на еврейских (равно как и мусульманских) кладбищах, при осквернениях или даже поджогах мечетей или еврейских культурных центров.
С другой стороны, крайне важно не допустить формирования под прикрытием псевдоантифашистской риторики корпуса репрессивного законодательства, дающего широкие полномочия, в том числе внесудебные, правоохранительным и контрольным органам. Есть много оснований утверждать, что подобные действия государства не улучшат реальную ситуацию с уровнем расистского насилия и других преступлений идеологического характера, однако серьезным образом дискредитируют любую антифашистскую борьбу.
– Есть ли опасность радикализации украинского политикума? Куда, например, движется ВО «Свобода» – в сторону респектабельных правых националистов вроде французского Национального фронта, заигрывающего с евреями и Израилем или откровенно антисемитского венгерского «Йоббика»? Какое место в «Свободе» занимают фигуры вроде Михальчишин с его профашистскими симпатиями?
– Зафиксированный на местных выборах, и, судя по опросам, сохраняющийся уровень общественной поддержки ВО «Свобода» вызывает серьезную обеспокоенность. Причем лично мое беспокойство связано не только с тем, что устами спикеров «Свободы» воспевается политическое насилие и вбрасываются в информационное пространство совершенно варварские и откровенно нацистские идеи, но и с тем, что эта сила довольно эффективно монополизирует правую часть политического спектра, тем самым дискредитируя какую бы то ни было правую идею. Мне, человеку довольно правому по идеологическому и мировоззренческому бэкграунду, это крайне неприятно.
«Свобода», по моему мнению, исповедует националистическую идеологию середины ХХ века, понимая нацию как «кровно-духовную» (а не политическую или гражданскую) общность, и официально декларирует совершенно дикую расистскую идею «национально-пропорционального представительства». Эта «феерическая» идея была зафиксирована даже в избирательной программе «Свободы», с которой она баллотировалась в Верховную раду в 2006-м и 2007-м годах… Мне в связи с этим вспоминается т.н. «погром в Центральном доме литераторов» в 1990-м году. Организатор «погрома» Смирнов-Осташвили был тогда осужден по 74-й статье уголовного кодекса (аналогичной нашей нынешней 161-й), став первым в СССР осужденным за «разжигание». Я вспоминаю эту историю в контексте «Свободы» потому, что группировка Смирнова-Осташвили называлась «Союз за национально-пропорциональное представительство «Память». Уже двадцать лет назад идеи, на которых базирует свое мировоззрение «Свобода», были совершенно неприемлемы для общества – этнонационалистическая идеология отстала от жизни как минимум на полвека.
В силу этого относительная популярность «Свободы» выглядит странно, если смотреть на нее в отрыве от контекста. Да, предпринятый Олегом Тягнибоком семь лет назад «ребрендинг» способствовал формированию более пристойного имиджа организации: все-таки «Свобода» – это не Социал-национальная партия, а сложенное из пальцев неуклюжее подобие тризуба – это не неонацистский символ «волчьего креста». За такую партию с такой символикой могут проголосовать вполне нормальные люди, а не только оголтелые неонацисты, – а кто там читает программы… Однако, как всегда в подобных случаях, секрет роста популярности радикалов не в том, что их идеи стремительно завоевали умы, и общество готово строить социал-национальную Великую Украину, а в тяжелом кризисе более умеренных и вменяемых национал-демократических сил. Вспомним, что в 2007 году «Свобода» получила на парламентских выборах 0,7% голосов избирателей. А уже в 2009 году был шокировавший многих успех «Свободы» в Тернополе. Попытки экстраполировать результаты всех местных выборов годичной давности на всеукраинский уровень показали, что эта партия уже способна преодолеть электоральный барьер в Верховную Раду (впрочем, сейчас барьер подняли, и не факт, что через год «Свобода» будет в состоянии взять эту планку). «Свобода» для бывшего «оранжевого» электората выступает в качестве «нового лица», которое еще не успело разочаровать ничьего доверия. «Почему бы не они», – рассуждает вполне умеренный по жизненным взглядам и совершенно далекий от неонацистских идей избиратель, – «нормальные, вроде, хлопцы, да и черт возьми, больше-то и проголосовать-то не за кого!». Если так можно выразиться, круг электората «Свободы» гораздо шире круга сторонников собственно ее идеологии, в центре которой продолжает оставаться «социал-национальная революция» и прочий бред. Проблема состоит только в том, что широкие круги голосующих за «Свободу» граждан совершенно не видят проблемы в призывах Тягнибока одевать автомат на шею и бороться с «жидвой и москалями», лозунгах Ирины Фарион про «Чемодан – вокзал – Россия!» и даже в «изящном» движении правой рукой с раскрытой ладонью «от сердца к богу» в исполнении откровенного, как мне видится, неонациста Юрия Михальчишина.
Относительно роли собственно антисемитизма в идеологии и пропаганде «Свободы» можно сказать следующее. В середине 2000-х Тягнибок сильно обжегся на собственной откровенности по «еврейскому вопросу», и с тех пор долгое время старательно сдерживался, находя более приемлемые для общества жупелы – «москаля» ли, «нелегального» ли «мигранта». Однако после местных выборов у «Свободы» началось «головокружение от успехов». В последний год они, на мой взгляд, совсем утратили контроль над тем, что говорят и делают. Совершенно дикая и нелепая антисемитская кампания в связи с приездом паломников в Умань осенью этого года – тому иллюстрация.
Таким образом, несмотря на то, что в определенных регионах Украины «Свобода» в последний год является властью и основной политической силой, это не способствует ее смещению в сторону умеренно-националистической идеологии, а наоборот. Если проводить параллели с Европой, то «Свобода» скорее напоминает архаичные и радикальные партии типа венгерского «Йоббика», польской «Лиги польских семей», румынской «Великой Румынии» или болгарской «Атаки», чем современные, динамичные и приспособившиеся к актуальной действительности французский Национальный фронт или австрийскую Партию Свободы, которые формально являются для Тягнибока и его соратников образцом.
К сожалению, логика раскручивания маятника политического противостояния такова, что именно голоса радикалов с обеих сторон (нынешней власти и ее националистической оппозиции) становятся все более громкими. Выхода из этого тупика полной неспособности сторон к компромиссу и дискредитации любых попыток достижения национального согласия в обозримом будущем не видно. Именно этот контекст обуславливает популярность «Свободы» не просто несмотря на, а именно благодаря радикальности ее идеологии и риторики.
– Вопрос в преддверии ЕВРО-2012. Футбольные фаны часто дают повод для обвинений в антисемитизме. Есть ли какие-то тенденции роста/спада антисемитских настроений в этой среде? И что бы вы порекомендовали властям для предупреждения эксцессов во время проведения ЕВРО?
– Футбольные хулиганы, я имею в виду не просто болельщиков, а именно активную часть «околофутбольной» молодежной субкультуры, во всех европейских странах придерживаются достаточно радикальных взглядов и руководствуются довольно агрессивными поведенческими стереотипами. В Украине, как и вообще на постсоветском пространстве, «хулзы» в подавляющем большинстве «правые». Не стоит, конечно, мировоззренческие ориентиры воспринимать как сложившиеся неонацистские убеждения, но национал-радикальные и расистские взгляды среди фанов довольно широко распространены. Многие помнят, например, налет на синагогу Бродского футбольных хулиганов. Но на самом деле речь тогда шла скорее об исключении, чем о правиле – агрессия внутри «околофутбольных» группировок сосредоточена в первую очередь внутри самой же субкультурной среды. Это тоже своего рода спорт, идет ли речь о заранее «забитой» «стрелке» с фанами другой команды, при которой строго оговариваются правила, количество участников и т.п., или незапланированном «пересечении» до или после матча. Несмотря на жестокость, порой приводящую к серьезным последствиям, самими участниками процесса происходящее воспринимается именно как развлечение «для своих», минимально задевающее посторонних. Пусть не всегда соблюдающийся неформальный внутренний кодекс поведения осуждает агрессию по отношению к «случайным» объектам.
Сказанное, конечно, не отменяет необходимости принятия особых мер для обеспечения безопасности болельщиков во время чемпионата – наоборот, приезд европейских «фанов» будет провоцировать юных участников «околофутбольной» субкультуры «померяться силами» с «суппортерами» легендарных европейских клубов. Однако представляется, что не только собственно антисемитская (маргинальная в картине мира современного украинского расиста), но и шире – вообще ксенофобская повестка дня будет мало актуальна в картине обеспечения безопасности в контексте «Евро-2012».