Читальный зал

И кто мы после этого?

Хотелось бы расставить точки над i: я действительно считаю, что украинское еврейство как этнолингвистический и социальный феномен ныне не существует. Оно, очевидно, сосуществовало с украинским народом, перенимало его традиции, однако исчезло во времена Богдана Хмельницкого, так же, как исчезло немецкое еврейство во Второй мировой войне. То, что осталось на этих территориях, – это польское еврейство, доставшееся по наследству России – еврейство, не вошедшее в тесный контакт с местным населением. По очевидным причинам это еврейство затем из польского превратилось в российское, а из российского – в советское.
Украинского еврейства как такового исторически не было, просто среди еврейского населения Украины, ориентированного, как правило, сначала на польскую культуру, а затем на имперскую, были люди, любившие украинскую культуру. Однако это действительно единичные случаи – Леонид Первомайский, Авраам Мильхельсон.
Большинство нынешнего еврейского населения Западной Украины тоже не галицкого происхождения: это выходцы из Восточной Украины или из России – советские евреи. Даже если они знают украинский язык или интересуются украинской культурой, у них нет глубокой связи с этой страной, связи, возникавшей в других странах Центральной Европы.
В этом некого винить, просто так распорядилась история. Следует заметить, что и среди украинцев есть множество советских людей, которые могли бы стать россиянами, если бы Украина не обрела независимости.

– Какую роль в возрождении еврейских общин сыграло государство Израиль, украинские и международные еврейские организации?

– Международные еврейские организации занимаются помощью и восстановлением общин на территории Центральной и Восточной Европы, хотя я не понимаю, зачем. В конце концов, если человек ощущает себя евреем, то у него есть государство, где он может свое ощущение стопроцентно реализовать. Если по каким-то причинам он не может репатриироваться в Израиль, то имеет полное право удовлетворять свои культурные и национальные интересы в стране проживания. Однако это задача того государства, представителем национального меньшинства которого он является. Евреи заслуживают такого же отношения, как болгары, венгры, крымские татары или любой другой народ. Украина может решать эти проблемы с помощью других государств, а может и самостоятельно, поскольку филантропия иногда носит искусственный характер, и это касается не только Украины. Скажем, порой гиперболизируется антисемитизм ради увеличения финансовой помощи для борьбы с ним и для того, чтобы цепочка людей, живущих за счет распределения этих средств, не прервалась.
Это не имеет никакого отношения к еврейству, как и многие вещи в украинской политике не имеют никакого отношения к украинскому народу: это – просто бизнес-проекты под видом защиты национальных интересов. Вместе с тем есть позитивные сдвиги: появились издательства, книги, газеты. Однако я уверен, что эту деятельность лучше направить не на восстановление еврейских общин, а на сохранение исторического наследия, что для Украины столь же актуально, как и для любой другой страны Центральной и Восточной Европы.

– Есть ли какие-то характерные черты, отличающие украинское еврейство, прежде всего современное, на фоне других общин? Скажем, в Черновцах кто-то делает радиопередачи на идиш...

– В Черновцах украинская идишистская традиция сохранилась больше, чем где-либо, и это связано с общей историей Австро-Венгрии. Еврейство Буковины до сих пор имеет достаточно тесные связи с еврейством Молдовы и Румынии, а галицкое еврейство во Львове имеет очевидные культурные связи с еврейством Кракова, других регионов Польской Галиции и в Вене. Жизнь еврейских местечек в Восточной Украине сильно отличалась от мира еврейских местечек в Польше.
Единственный яркий пример действительно своеобразной цивилизации, ограниченной одной территорией, – это, несомненно, еврейская Одесса. Однако это – не еврейская культура в буквальном смысле, а синтез еврейских, украинских и русских традиций в портовом городе. В этой палитре, очевидно, еврейский колер был самым ярким и интересным, но, в отличие от Восточной Украины, в Одессе никогда не было сильной идишистской культуры. Все проявления еврейской культуры, ныне эталонные, были русскоязычными. Русскоязычным был Бабель, русскоязычным был Жаботинский. Вы знаете знаменитое стихотворение Эдуарда Багрицкого «Происхождение»?

Любовь? Но съеденные вшами косы;
Ключица, выпирающая косо;
Прыщи; обмазанный селедкой рот
Да шеи лошадиный поворот.

Родители? Но, в сумраке старея,
Горбаты, узловаты и дики,
В меня кидают ржавые евреи
Обросшие щетиной кулаки.

Большевистский, можно даже сказать, пролетарский вызов этой еврейской культуре. Или другой известный автор еврейского происхождения Иосиф Уткин в знаменитой поэме «Повесть о рыжем Мотэле»:

Это Божье наказание.
Вы слыхали: Хаим Бэз
Делать сыну обрезание
Отказался наотрез.

Первый случай в Кишиневе.
Что придумал сукин сын?!
Говорит: «Довольно крови,
Уважаемый раввин!».

Такие примеры мы можем найти только на одесской, реже – на екатеринославской почве. Это тоже связано с культурным вмешательством. Это – пертурбация еврейской культуры, но не еврейская культура хасидских учителей. Это – культура пролетарского переосмысления еврейской темы.

– А как это выглядит сегодня?

– В качестве примера можно вспомнить Михаила Матусовского, автора знаменитой песни «С чего начинается Родина». Визиткой такой еврейской культуры является песня «Подмосковные вечера».
Мне когда-то рассказывали, как три знаменитых русских поэта еврейского происхождения – Эдуард Багрицкий, Михаил Светлов и Иосиф Уткин – приехали на творческий вечер в небольшое украинское местечко. Они были в зените славы, в газетах печатали их портреты, они были главными комсомольскими поэтами. За ними, конечно, бегали дети и кричали: «Мы знаем кто вы!». Возгордившись, Уткин спрашивает Багрицкого: «Эдик, ты хочешь, чтобы я спросил, кто мы? Они нам скажут». «Спроси». Он возвращается к детям и говорит: «Дети, скажите, кто же мы?» – «Жиды». Это такая литературная легенда.

– В чем специфика украинского еврейства по сравнению с российскими единоверцами? Возможно, после стольких лет независимости появились определенные отличия?

– Я достаточно детально этим занимаюсь, чтобы поставить под сомнение существование и российского еврейства, и украинского. Я до сих пор веду рубрики в еврейских газетах Москвы, а моя первая публикация на идиш вышла еще в 1981 году. Российское еврейство, или еврейство Москвы, всегда было своеобразным, и таким останется, потому что евреи там появились только после 1917 года. Те, кто жил там раньше по знаменитым купеческим квотам, были глубоко укоренены в русской культуре: достаточно вспомнить лютеранина Мандельштама или православного Пастернака. Иначе и быть не могло, ведь, когда человек переселялся, потому что хотел идти дальше, он автоматически отрывался от общины.
Я не очень верю в то, что человек, глубоко чувствующий себя евреем, может жить в Москве или в Киеве, даже если здесь существовала глубокая культурная традиция. В конце концов, каких-либо возможностей для культурной и национальной самореализации здесь по разным причинам нет. Отличие же состоит в том, что в Украине еврейство больше связано с традициями, а в России – с декларациями.

– Как выглядит проблема адаптации выходцев из бывшего CCCР в израильском обществе? Говорят ли об этой проблеме в Украине или России?

– Говорят, причем иногда с чисто политической целью. Главный раввин России Берл Лазар не раз заявлял, что евреи начинают возвращаться в Россию. Я вообще не знаю, как религиозный человек может радоваться, что люди из Святой Земли возвращаются на чужбину, далекую от святынь, которые для рава Лазара являются главными в его служении.
Есть очевидная проблема, не связанная с еврейством России или Украины: дело в том, что Израиль стал обычным государством, где люди хотят нормально жить. А если люди хотят нормально жить, то они могут работать за рубежом, зарабатывая вдвое больше. На современного израильтянина уже не действует риторический вопрос: «Это еврейское государство, на кого ты его оставляешь?». Просто мы стали нормальным народом, как и хотел Бен-Гурион, однако нормальный народ – проблема для такого государства.

– Как средний украинец представляет себе еврейскую общину в Украине? Ряд олигархов имеет еврейские корни – разве этот образ не экстраполируется на всех евреев?

– Украинцы лет сорока-сорока пяти, еще сохранили какие-то воспоминания об общении с соседями-евреями: уже не с миром, а с отдельными людьми. А если в разговоре с парнем, которому лет двадцать, напомнить, что я – еврей, то я перестаю для него, условно говоря, быть украинцем и превращаюсь в израильтянина – иностранца, который живет на Ближнем Востоке. Он вообще не знает, что такое еврей.
У меня был эскиз «День рождения Маруси» – о моей тетке, члене КПСС с 55-летним стажем, прокуроре в годы войны и абсолютно советском человеке, которая, несмотря на это, воспитывала меня в совершенно еврейских традициях. Она была больше еврейкой, чем мои родители. Только после ее смерти я узнал, что она чтила все еврейские праздники, постилась, когда работала заведующей отделом в Министерстве юстиции Украины! Как-то ей удавалось это все совмещать. На ее днях рождения всегда собиралось очень много гостей, однако никогда не было никого, кроме евреев. До какого-то момента я считал, что так оно и должно быть: не представлял себе, что на день рождения можно пригласить, скажем, украинца или русского. Конечно, они ходят по улицам, мы с ними общаемся, приятельствуем, но есть некоторые вещи – скажем, день рождения, – куда им просто нельзя. Они туда не ходят. Они в этом не участвуют. Они живут какой-то другой жизнью. Где нет дней рождения.
То же самое, кстати, касается общества моих родителей. Когда я отцу напомнил об этом, он сказал, что у него были армейские друзья-русские, но на днях рождения я этих людей не видел. Коллеги моего отца или мамы, с которыми они общались, каким-то удивительным образом оказывались евреями по происхождению. При этом родителям и в голову не приходило, что они – евреи. Когда они видели очередь в синагогу, то переходили на другую сторону улицы. Такое количество евреев в одном месте их пугало, но свою жизнь они строили, собирая вокруг себя побольше евреев. Таков был мир, и этот мир исчез с массовой репатриацией и со сменой поколений.
Я идентифицировал себя как еврея: учил идиш, ходил на курсы, писал статьи, осознавая, что по голове за это не погладят – в конце концов, еще был Советский Союз. Я переписывался с еврейскими литераторами из круга «Советиш геймланд», в частности, с Григорием Кановичем, известным еврейским писателем, жившим в Вильнюсе. Впрочем, мой круг общения всегда был российско-украинским, может быть, даже скорее украинским. Несмотря на еврейскую идентичность, я был абсолютно сознательно интегрирован в славянскую среду и всю жизнь в ней комфортно себя чувствую. Между тем произошел серьезный цивилизационный перелом: изменился мир. Даже люди старшего поколения вынуждены были расширить свой круг существования. Это был не их выбор – его предложила сама история.
Нечто подобное произошло и в Израиле. Не все мои израильские родственники являются евреями: они женаты на русских и украинках, а значит, их дети – не галахические евреи. Но они живут в Израиле и прекрасно там себя чувствуют. Они – граждане Израиля, и я не уверен, что они – не глубинные евреи, а я – так-таки глубинный еврей. Я – украинский гражданин и живу здесь. Они разговаривают на иврите, я – на украинском. Что из этго следует? Что я перестал быть евреем, а они стали? Не уверен.

– Вероятно, взгляды украинского общества на евреев также осовремениваются?
– Мне кажется, молодое украинское интеллектуальное сообщество деморализовано по сравнению, например, с польским. В частности, средоточием культуры должна была стать Киево-Могилянская академия, однако там не хотели, скажем так, ощущать определенные нюансы Майдана. А если человек не чувствует нюансов, то ему тяжело эволюционировать. И это нужно понимать, потому что украинская интеллектуальная среда – не центральноевропейская.
Есть одна особенность украинского антисемитизма, очень похожая на проблему антисемитизма польского: евреем объявляют не еврея, а любого плохого человека, а хорошего считают неевреем. На протяжении долгих лет мне не удавалось доказать свое еврейское происхождение большинству людей, считавших меня украинцем. Когда говорю, что я – не украинец, они об этом забывают за тридцать секунд: могу даже ходить в кипе, и это ничего не изменит. Портников – украинский журналист, защищающий украинские интересы, работая в Москве: конечно, он – украинец.
Я прекрасно помню историю с ныне уже покойным московским журналистом Владимиром Коваленко. Он был очень интересным человеком, много делал для развития украинской культуры в Москве, но в 1991 году написал огромную статью о еврейском заговоре против Украины, где перечислял еврейских журналистов, плохо писавших о ней в московской прессе. И действительно, много евреев из Украины после провозглашения независимости писали статьи, отображавшие скорее взгляды российской политической элиты. Коваленко сделал из этого вывод, что именно евреи не хотят независимости Украины. Во время встречи я спросил у него, а как же быть с моими статьями совсем другого содержания на первой полосе «Независимой газеты»? На что он ответил, что я – украинец, а когда я напомнил о своем происхождении, парировал: не хочу этого знать. Вот и все. Это просто противоречило его концепции, хотя он не был антисемитом, вырос в еврейской среде, с большим уважением относился к еврейскому народу: его не в чем упрекнуть. Просто он так выстроил свой мир: так бывает и с интеллигентами, и с простонародьем.

– Евреи до сих пор с опаской относятся к проявлениям украинского национального духа, как это было в прошлом?
– Я думаю, это – генетическая проблема, решить которую в состоянии не еврейский народ, а украинский, потому что мифология погромов Богдана Хмельницкого глубоко запечатлена в еврейской исторической памяти. Я уже не говорю о том, что каждый год тысячи хасидов съезжаются в Умань на могилу рабби Нахмана, хотя он умер не там, а в Брацлаве. Просто в Умани было огромное кладбище жертв казацких погромов времен Хмельнитчины, и рабби Нахман попросил своих учеников, чтобы они его похоронили именно там. Он хотел быть рядом с теми людьми.
Обо всей этой истории нужно честно рассказывать. Вместо этого еще в 1990-х начались разговоры о том, что нельзя освещать негативные аспекты деятельности Хмельницкого, потому что это может поссорить украинцев с евреями или поляками. До тех пор пока украинцы будут «освящать на иконостасе» людей, сыгравших выдающуюся роль в их истории, до тех пор у них будут проблемы с восприятием общей с другим народом истории. Даже во время Второй мировой войны некоторые отказывались от ордена Богдана Хмельницкого. Я и сегодня отказался бы без колебаний, хотя понимаю, что для украинцев, которые чтят свою историю, это нормально. Здесь – очевидные исторические противоречия, хотя бы потому, что уничтожение евреев Богданом Хмельницким не было идеологическим: просто таковы были настроения и обычаи того времени.

– Часто ли евреи вспоминают о петлюровцах?

– Я веду еженедельное шоу об Украине на американском «Дэвидсон-радио», которое слушают, главным образом, евреи, уехавшие из СССР и застывшие в своих стереотипах. Проблема памятника Петлюре всегда была для них болезненной, поскольку для них – это памятник погромам. Как бы мы не пытались доказать, что Петлюра не отвечал за погромы и не хотел их – это ничего не меняет. В конце концов, «хотел – не хотел» для истории не является определяющим.
Впрочем, главная проблема – в восприятии той эпохи. Советская пропаганда умело оставляла за кадром погромы, устроенные красными, не говоря уже о погромах Миронова и им подобные. Удалось приписать Махно погромы банды Григорьева, хотя мы знаем, что атаман Григорьев и Махно не были сообщниками – но ответственность навсегда легла на украинских анархистов. Хотя Махно помогал еврейским коммунам и охранял их – это исторический факт, – в представлении людей он навсегда останется антисемитом-погромщиком.

– Какие темы украино-еврейских отношений до сих пор табуированы?

– Речь идет даже не о табу, а об одностороннем освещении, скажем, Хмельнитчины, периода Гражданской войны, Первой мировой войны, Второй мировой, государственного антисемитизма 1960-90-х годов. Мы это все воспринимаем стереотипно, но знаем, что кто-то реализовывал собственные антисемитские наклонности, а кто-то и сопротивлялся. Я это точно знаю, потому поступил в Днепропетровский университет и окончил Московский тогда, когда, казалось бы, это было невозможно – именно потому, что меня окружали люди, которые делали все возможное. Не ради меня, а просто, чтобы оставаться порядочными людьми.

– Существует стереотип, что Израиль – коммунистическая страна...

– Евреи как интегральная часть социума участвовали во всех политических процессах, в том числе и в левом движении. Мне симпатичнее позиция Хаима Вейцмана, первого президента Израиля, который в Женеве делал все возможное, чтобы Ленин и Троцкий не агитировали студентов-евреев за революцию, будучи уверен, что место этих студентов – в Палестине, а не в Российской империи. Но это – мое политическое убеждение, и людей с такими политическими убеждениями уничтожили большевики.
С другой стороны, совершенно очевидно, что евреи как представители народа, имевшего проблемы с феодальным способом хозяйствования, обычно вступали в радикальные движения в разных странах. В конце концов, на еврейском кладбище в Бреслау (нынешнем Вроцлаве) похоронен Фердинанд Лассаль – человек, ставший символом германской социал-демократии.
Большинство руководителей партии, предложившей оскверненную большевиками программу решения земельной проблемы в Российской империи, которая была нужна украинским крестьянам, были евреями. Они, сами не имевшие даже клочка земли, были по программным интересам близки к украинскому и русскому крестьянству. Это – тоже парадокс.

Из книги «Діалоги порозуміння» (публикуется в значительном сокращении)

vaadua.org