Читальный зал

Шмае-газлэн из страны аббревиатур

Начну с удивительного – и не без горечи – письма Александра Полянкера – киевлянина, директора научно-технического центра «Аэропласт» и сына замечательного еврейского писателя Григория Полянкера. Оно, это письмо, настолько созвучно и моим размышлениям о судьбе еврейской литературы, что не могу не привести его почти целиком – разумеется, с согласия автора.
«В минувшем году, – пишет Саша, – мне удалось после трех лет потягаться с Иоганном Гутенбергом в книгопечатном деле и издать книгу воспоминаний и в память об отце... Эта книга – не только о частной жизни одного из еврейских писателей. Мне хотелось (не знаю, в какой мере у меня получилось), чтобы прочитывался некий подтекст, который начинается с названия книги - «Перешедший реку» («Ибергэгангэнэр дэм тайх») и продолжается далее, о чем некогда, кажется, английский поэт Джон Донн сказал: «Нет человека, который был бы как остров, сам по себе, каждый человек есть часть материка, часть суши; и если волной снесёт в море береговой утёс, меньше станет земли; смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем человечеством, а потому не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по тебе». А тут, у нас на глазах, при жизни ныне живущего поколения, мутной зловонной волной тоталитаризма и антисемитизма смыло огромный остров, целую цивилизацию, имя которой – ЕВРЕЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА И КУЛЬТУРА НА ИДИШ. Не знаю, возможно, мне удалось издание, потому что пепел Клааса стучит в мое сердце. И хотелось, чтобы он стучал и в другие сердца...».
Такое вот письмо «технаря» Саши Полянкера.
А книга, которую он сотворил, - больше, чем просто памятник. Она – напоминание всем нам, в ком болит, увы, безостановочное сокращение того материка национальной культуры, которое еврейский поэт Лев Беринский очень точно назвал – АТЛАНТИДИШ.
После смерти Григория Полянкера (он умер 21 октября 1998 года) еще теплился в Украине живой огонек этой уходящей еврейской Атлантиды. Имя ему было – 97-летний Иосиф Бург из Черновиц. Но чуть больше месяца назад и он погас, и с его уходом канул в Лету «материк», о котором вслед за Джоном Донном написал Александр Полянкер...
В книге сына об отце – сотни бесценных свидетельств того незабываемого времени, когда еще были живы и работоспособны все ныне ушедшие еврейские прозаики, поэты, актеры, драматурги, критики и журналисты. Это было время многочисленных литературных студий и объединений, жарких творческих споров, переполненных читальных залов и поэтических вечеров.
Из этих залов Интернет увел нас в дома и конторы, усадил на диваны и в удобные кресла, заставил часами (сутками, неделями, годами) сидеть перед монитором, отыскивая в Сети интересные новости и анекдоты, общаясь с друзьями или сочиняя что-то свое, ни на что не похожее.
Впрочем, в Интернете можно найти (и приобрести) немало произведений Григория Полянкера, переведенных на русский язык или даже в оригинале, на идиш.
Но книга Александра Полянкера, которая лежит передо мной, - издание штучное, я бы сказал – реликтовое. На возможные недоуменные вопросы читателей «МЗ», в чём эта её «реликтовость», отвечаю кратко и просто: в духовной общности отца и сына. Не знаю, заслуга ли в этом Григория Исааковича Полянкера – еврейского писателя, фронтовика, дошедшего до Берлина, «иностранного шпиона», мудреца с грустными глазами, или его сына, перенявшего у отца доброту его Шмае-газлэна, боль из-за того, что ежедневно и ежегодно мы теряем идишкайт, тот национальный дух, буквально клокотавший в евреях Украины 20-30-40-х годов прошлого столетия.
Полянкер-младший в своих воспоминаниях пишет с горечью: «Мой отец, Григорий Полянкер, 1911 года рождения, еврейский писатель, прошедший войну от первого до последнего ее часа фронтовым корреспондентом, участник исторического Парада Победы на Красной площади в Москве 24 июня 1945 года., главный редактор единственного на Украине еврейского журнала «Дер Штерн», в начале 1951 года был арестован (по делу Еврейского антифашистского комитета) и осужден на 10 лет ИТЛ (исправительно-трудовых лагерей) «особым совещанием».
Это в высшей степени странное «совещание» на 100% состояло из лиц, в жизни не знавших не только созидательного, но вообще никакого иного труда, и потому считавших всякий труд наказанием. Позднее я попытался понять, что означало это название. С «особым» как бы ясно: что бы эти лица ни делали, это всегда «особое» или «чрезвычайное» – иначе откуда эти все «ЧК» и «ВЧК”. Но вот «совещание»... Даль такого слова не знал. В Большом энциклопедическом словаре я нашел «Совещание 22-х большевиков 1904 года, «Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе» в наши дни, «Совещание коммунистических и рабочих партий» и прочую тарабарщину. «Особого совещания» нет, хоть тресни! Стало быть, это совершенно нелегитимный орган, который не то чтобы судить людей не мог, но, по идее, должен был быть немедленно арестован в полном составе конституционными органами власти и отправлен туда, куда запровадили моего отца, полагаю, «без права переписки». Я потом еще долгие годы ловил себя на мысли о том, что, разыскивая кого-нибудь по работе по телефону, когда мне отвечали, что-де такой-то имярек занят и сидит на совещании, думал про себя: ну, вот, сидят они там на совещании и «клепают десятки».
СССР – страна аббревиатур – была верна себе: темные делишки были покрыты флером таинственности, псевдозначимо прикрывались буквенными сочетаниями позаковыристей. Я стал «СВН» – сыном врага народа.
В этот день, кажется, 15 ноября 1951 года, отца арестовали на улице Ленина в какой-то сотне метров от нашего дома, когда он возвращался домой из Союза писателей и собирался, по маминой просьбе, зайти в булочную купить хлеб к обеду. Хлеба он не купил – не успел...».
Воспоминания сына писателя, озаглавленные «Мой дорогой Шмая-газлэн», названные так по имени одного из ярчайших героев Григория Полянкера, открывают эту удивительную книгу. Вот еще одно свидетельство из этих воспоминаний:
«Так называемое «следствие» длилось год. Меньше – ну просто никак нельзя было, даже, если хотите, по чисто экономическим соображениям. У следователя зарплата приличная по тем временам. А, представьте себе, взял да и выяснил все шпионские козни за один день. А так – ежемесячно получаешь жалованье в течение года!
Ну-ка прикиньте, это ведь не какая-нибудь живодерня, а коммерческая организация! А за день много ли заработаешь? Вот то-то. Оно, конечно, методы дознания усовершенствовались со времен Торквемады, но, повторю, личная выгода дознавателя тоже важна.
Нельзя не сказать о качестве «следствия», о профессиональном уровне всех абсолютно участников этого спектакля, начиная с идеологических работников ЦК КП(б)У (которые также участвовали на равных) до последнего «вертухая». Приведу всего лишь один пример, который взят из научного и документального журнала – «Из архивов ВУЧК, ГПУ, НКВД, КГБ, №3-4(8-9) 1998 г. Спецвыпуск». «Выписка. Из докладной записки о состоянии Института еврейской пролетарской культуры».
«Проверкой, проведенной отделом науки ЦК КП(б)У, установлено:
I. Институт еврейской пролетарской культуры с первого дня своего существования установил связь с контрреволюционными организациями и элементами, находящимися в Польше. При открытии института были посланы в Варшаву приглашения: центральному органу Бунда, бывшему министру Центральной Рады Зильберфарбу, известному Еврейскому фашисту Дубнову...».
Эта докладная подписана - Зав. отделом науки ЦК КП(б)У Кровицкий.
Завизировано: следователь следчасти по особо важным делам МГБ капитан (Меркулов).
Хочу обратить ваше внимание на «Еврейского фашиста Дубнова», о котором пишет выше в своей докладной-доносе научный специалист из ЦК Кровицкий. А на самом деле, Дубнов - крупнейший литературовед, автор десятитомной «Всемирной истории еврейского народа». Его двухтомник «Книга моей жизни» вышел в 1934–1935 годах. Третий том был уничтожен нацистами в 1941 году в Риге, где великий историк жил. В сентябре 1941 года его арестовали и водворили в гетто. Оттуда он попал в очередную колонну смертников. Точная дата и место его гибели неизвестны.
Таким образом, становится понятным, кто был «фашист» Дубнов и кто 20 лет спустя вершил суд над его соотечественниками».
Среди авторов книги «Перешедший реку» нет людей случайных, взирающих на жизнь и творчество Григория Полянкера как бы со стороны. Все они – как солдаты одного разведвзвода, прошедшие школу неравнодушия и искренности, и потому каждое их слово воспринимается как откровение, идущее из глубины сердца, из глубин памяти. Среди них – архитектор, член-корреспондент Академии искусств Украины, руководитель общества «Украина – Израиль» профессор Лариса Скорик, украинский писатель, поэт, общественный деятель, философ, руководитель Украинской Хельсинкской группы, Герой Украины Микола Руденко, кандидат филологических наук, переводчица Фаина Браверман (кстати, свои воспоминания в книге она озаглавила на идиш – «Митн понэм цум идиш»), писатель Борис Хандрос, поэт, лауреат национальной премии им. Тараса Шевченко Леонид Вышеславский, еврейская поэтесса Дора Хайкина, украинский поэт Абрам Кацнельсон, израильский журналист Анатолий Мостославский, преподаватель языка идиш Леонид Куперберг, член Всемирного Совета идиш, профессор Мордехай Юшковский, журналист и фронтовик Анатолий Гельман, друзья Григория Полянкера и его сына Ада Рыбачук и Владимир Мельниченко, которым принадлежат не только включенные в книгу заметки, но и не менее поразительная, не менее яркая работа - концепция художественного образа книги, ее макет и дизайн.
При всём при том «Перешедший реку» – книга не академичная, не «образцово-показательная», а живая и светлая. Подтверждение тому – эпизод, приведенный в воспоминаниях Саши Полянкера. Во второй половине 60-х годов прошлого века еврейская поэтесса Рахиль Баумволь написала сказку, которую посвятила Григорию Полянкеру. Поначалу сказка называлась «НА ПОЛЯНКЕ». Но Рохл внесла в это название одно исправление – «НА ПОЛЯНКЕРЕ» - с рукописной сноской-примечанием:
«1) Исправленному верить. По вине корректора вкралась досадная опечатка. Р.Баумволь».
А в книжке, которую Рохл подарила Григорию Исааковичу, она написала: «Милый Гриша! Я сделала всt, что могла – на 57-й стр. напечатала сказку, которую посвятила тебе. Прочти ее, и ты увидишь, как высоко я тебя ценю. 20.04.1967 г. Рахиль».
НА ПОЛЯНКЕ-РЕ
— Какой же ты красивый, – сказала медуница колокольчику, – шелковистый, с зубчиками, такого нежного лилового цвета! Ты похож на крохотный парашютик. Любо смотреть!
— А я бы лучше хотел быть таким душистым, как ты, – ответил колокольчик. - Пахнет от тебя медом, чуть-чуть посыпанным перцем, - и сладко, и крепко. Такой аромат лучше всякой красоты.
— Нет, – сказала медуница, – я бы лучше хотела быть нарядной. Но, видно, каждому свое.
— Это верно, – сказал колокольчик. – А вот напротив растет корешок, видишь? Простой, серенький корешок – ни запаху, ни виду. И зачем только живет – неизвестно.
— А ведь правда! – согласилась медуница. – Ты красивый, я душистая, а он что?
Услышал это корешок и отозвался:
— Ты душистая, он красивый, а я... я тоже какой-то, но какой - вспомнить не могу. Сегодня утром проходил мимо дедушка с внуком, показал на меня своей палкой и рассказал ему что-то про меня. А что – я и позабыл.
Переглянулись тут медуница с колокольчиком: вот, мол, бедняга, и вспомнить-то ему нечего.
— Ай-ай-ай, какой жалкий, – закачали они своими головками, - ай-ай-ай, - и качали ими, качали до самого полудня.
А в полдень корешок вдруг высунулся из-за травинки.
— Я вспомнил, какой я! – закричал он. – Я целебный!
— Целебный?! – ахнули колокольчик и медуница. – Целебный – это значит, от болезни вылечить может. А мы-то думали... Прости, корешок, нас, неразумных. – И они стали ему кланяться.
Так они до самой ночи всt кланялись и кланялись.
А другая еврейская поэтесса, Дора Хайкина, напомнила о поразительном факте «зэковской» жизни Полянкера. Как-то зимой на пересылке он увидел, как два конвоира вынесли носилки - из-под ушанки лежащего показалось мальчишески-старческое морщинистое лицо. Человек на носилках был так худ, что одеяло даже не возвышалось над носилками. Гершл Полянкер подошел к конвоиру и спросил: «Кто этот мальчик?». Конвоир ответил: «Это еврейская поэтесса Рива Балясная». Лицо конвоира показалось Полянкеру человечным, и он обратился к солдату с просьбой: «Можно, я передам ей нераспечатанный пакетик конфет-подушечек? Это из моей посылки». «Можно», - ответил конвоир. Передавая конфеты Риве Балясной, он сказал ей, что передал их Гриша Полянкер. «Я не знаю никакого Гришу Полянкера!» – послышался ее плачущий хриплый голос, и она отказалась от нежданного подарка – настолько запугана была несчастная женщина...
Уже упоминавшиеся мною Ада Рыбачук и Владимир Мельниченко в своих заметках называют никому не известное имя юного художника Володи Дубинского, посещавшего их студию при киевском Сохнуте. Володя был влюблен в творчество Григория Исааковича и на занятиях Ады и Владимира стал рисовать иллюстрации к произведениям Полянкера. А иллюстрации подтолкнули Дубинского и к поэзии. Так и сохранились в архиве педагогов Володи, и ярко представлены на страницах книги его рисунки и стихи. Одно из них парень посвятил памяти своего любимого писателя Григория Полянкера:
Дети героев Шолом-Алейхема
Как-то вдруг подросли...
Дети героев Шолом-Алейхема
Новые книжки прочли
И из местечек ушли...

Не просто ушли, а улетели,
Куртки кожаные надели,
А кто поумнее, еще и пенсне...
И закрутились в таком огне
Который казался им красивым,
Который казался им справедливым,
Что сожжет на земле всё зло.

И их понесло
И их занесло...

Одни на площади мрамором встали
А другие – кем стали?
Не щепками, –
Лесом, который зимой
Плачет под снегом
За Колымой...

А где они, третьи?
А третьих –
Пепел
По свету носит ветер...
Может, в яру,
В осенние дни
Между нами
Бродят они.

А один - через всё прошел,
Но домой дорогу нашел
И надо же – живым пришел.
И хоть крепко его достало,
Не сидел он без дела.
А перо в руки взял
И все нам рассказал.
Ада Рыбачук и Владимир Мельниченко пишут: «Не знаем, где сейчас Володя, – уехал ли, как намеревался, с мамой в Израиль. Уверены, обрадуется помещению рисунков в книге. Имеет ли возможность рисовать? Имел не всегда. Может, только в Сохнуте и обрел – два часа в неделю. Нужно было работать, помогать маме. Да и отношение близких... Насмешливые, обидные реплики...Случались даже запреты. Такое – не только у Володи. Несерьезное, мол, занятие. Да и не проживешь с такого...».
Книгу Александра Полянкера можно назвать альбомом памяти еврейского писателя. Потому что в ней – «всего» 243 черно-белые фотографии, 62 – цветные, 59 - из семейного альбома Полянкеров, а еще – фотографии Соломона Михоэлса, сопровождающие воспоминания самого Гершла Полянкера о последней встрече с гениальным режиссером ГОСЕТа. А еще – фотографии из Бабьего Яра, из Аргентины, где сегодня живут родственники писателя. А еще – рисунки Володи Дубинского...
Что тут скажешь?
Эту книгу надо не просто читать.
Её надо переживать, вместе с ней надо раз за разом ПЕРЕХОДИТЬ РЕКУ нашей памяти и признательности еврейскому писателю, Богом которого всю его жизнь был Идиш.
В одну из наших встреч в Иерусалиме, в доме его младшего брата Абрама, Григорий Исаакович на один из моих вопросов о судьбе языка ответил кратко: «Будут евреи – будет и идиш. Генетику еще никто не отменял».
Идиш, идишкайт – это было заложено в нём генетически, веками нашей истории. И этими генами проникнута – от корки до корки – вся почти 400-страничная книга его сына.

* * *

Наверняка найдется немало желающих приобрести эту удивительную книгу. Будучи уверен в этом, я спросил у Саши Полянкера, как в Израиле, Америке, Германии и других странах, где живут наши читатели, приобрести эту книгу. Полянкер-младший любезно предложил нам свой электронный адрес, по которому можно получить любую интересующую читателей информацию. E-mail Александра Григорьевича Полянкера – POL35@bk.ru
Леонид Школьник, Иерусалим

newswe.com