Читальный зал

Петр Шафиров — лучший дипломат Петра Великого

Еврейские сыны России

(Лев Бердников – Евреи в ливреях: литературные портреты. – М.: Человек, 2009. – 352 с.)
Когда-то радиус мира в представлении человека ограничивался пределами его пешего хода. Границы «свой – чужой» были стабильны и практически непроницаемы. Представители соседнего племени были если не дичью, то уж никак и не людьми в том смысле слова, в каком своего, а чтобы чужак мог войти в «наш» совет старейшин невозможно было и представить. Но время шло ... Плавильный котел цивилизации делал свое дело, так что без «характерных» этнических черт – внешность бывает обманчива! – плюс «бумага» различать своих и чужих становилось все труднее, а понятия нации и национальности переставали быть синонимами. Положение любого «малого народа» в жизни народа «большого» всегда проблемно, разрешаются проблемы вполне идиллически или драматически, а то и трагически: от противоречия между «оставаться собой» и «становиться как другой» никуда не денешься – оно всегда ставит перед выбором, который, по определению, нельзя не сделать, даже пытаясь следовать «черный, белый не бери, да и нет не говори». Евреям диаспоры (а история еврейства в значительной своей части и есть история диаспоры) в этом смысле досталось особое место в истории – коллизии такого рода не выпадали им на каких-то ее этапах, а по существу неотъемлемы от всей истории еврейского народа, являются одним из ее первых планов. Односторонняя ее трагизация была бы ошибкой: ассимиляция всегда амбивалентна и неоднозначна. С одной стороны, гонения и притеснения, с другой – вызовы, побуждающие не только избегать неприятностей, но и добиваться успеха. Обращение к раннему европейскому Средневековью показывает, что и отчуждение может играть охранительную роль: в пору, например, «гонений на ведьм» они были настолько чужими, что к вящей досаде многих радикалов и церковному суду не подлежали. В истории выживания евреев отношения с властями – церковной и светской – занимали особое место. Высшие эшелоны власти, в отличие от «низов», прагматичны, так что даже личный антисемитизм сплошь и рядом оказывался оттесненным на второй план соображениями пользы, нужности, выгоды (часто – до поры, до времени, когда на сцену выходили другие прагматические ориентиры, да и способность послужить им еврей не получал по наследству или за мзду, а многажды доказать должен был). Историческая мизерность временнόго зазора между христианизацией Руси с ее особыми по сравнению с западным христианством чертами и «прорубанием окна в Европу» не могла не сказываться на общем положении евреев в России и их месте в ее, которым и посвящена книга Льва Бердникова.
Под сделанной со вкусом обложкой – двадцать три очерка, большинство из которых – живые биографии (насколько возможно восстановить события в ретроспективе) людей в их отношениях не только с властью, но и с историей российского государства, его науки и культуры. Книга открывается историей жидовина Хози Кокоса с его начавшейся в 1470-х г.г. дружбой с царем Иваном III и неоценимым вкладом в окончательный разгром Золотой Орды и заканчивается серией очерков о представителях трех поколений династии баронов Гинзбургов, заглянувших в ХХ в. – они собрали уникальную коллекцию еврейских манускриптов XI-XVIII в.в., хранящуюся в отделе рукописей РГБ (Российской государственной библиотеки – «Ленинки» до перестройки), а с 1992 г. существующую в виде компьютерного каталога, созданного по соглашению с РГБ Еврейской Национальной и Университетской библиотеки в Иерусалиме, так что теперь ранее спрятанные за открытой только для сотрудников специального отдела дверью спецхрана может читать любой.
Короткое, но емкое и точное предисловие доктора исторических наук, ведущего научного сотрудника Института востоковедения РАН Александра Локшина завершается словами: «Они обессмертили свои имена и вошли в анналы истории, а потому вызывают к себе сегодня наш живой и неподдельный интерес». И этот интерес у читателя книги будет вознагражден.
Преодолевая искушение называния имен с перечислением заслуг (для примера – если бы еврей Антонио Санчес не спас от смерти великую княгиню Екатерину Алексеевну, у россиян не было бы просвещенной императрицы Екатерины II, и как бы повернулась тогда история державы – Бог весть) и оставляя читателю удовольствие самостоятельных открытий, я лишь бегло скажу о возникающих по ходу чтения вопросах, на которые каждому предстоит найти свои ответы.
Трудно не заметить, как много служивших российскому престолу евреев были пришлыми, так сказать, иностранными и для своего времени очень неплохо образованными евреями. Очевидно, что они не несли службу по заданию «мирового кагала», а отдавались российской жизни всей душой и жизнью без каких-либо гарантий перспективы озолотиться, но разделяя с русскими людьми их подвластность непредсказуемой и часто ничем не ограниченной монаршей воле и перипетиям политики. Федор Веселовский вместе с братом Авраамом были первыми российскими дипломатами-невозвращенцами, но Федор не только добился возвращения, но и мирно умер в России почти 90-летним тайным советником и кавалером ордена Св. Александра Невского. «Первый российский мент» – назначенный в 1718 году Петром I генерал-полицмейстером только что учрежденной полиции Антон Дивьер впоследствии провел больше 10-и лет в жесточайших условиях сибирской ссылки, а освобожденный в 1739-м – стал командиром отстраивавшегося Охотского порта и в 1743 году за заслуги перед Россией возвращен в графское звание и произведен из генерал-лейтенанта в генерал-аншефы с возвращением ему ордена Св. Александра Невского. Чем были движимы эти люди, которые не могли не знать об отрубленной оклеветанному лекарю Жидовину Мистро Леону голове, об убитом стрельцами («отрублены были одна нога и одна рука, тело проколото копьем, а голова разрезана топором») Данииле Гадене (Жидовине) и других мучительно закончивших жизнь евреях? Что влекло их в Россию и удерживало в ней?
Какие драмы разыгрывались в душах простых и пришедших во власть анусим (крещеных евреев)? «Что должен был испытывать еврей Алмаз [Иванов – В.К.], когда привечал погромщика Хмельницкого, на чьих руках была кровь десятков тысяч его соплеменников?» – спрашивает Лев Бердников; как соотносятся в сознании и переживаниях этого сначала искусного дипломата, а потом вершителя судеб православного клира его еврейство и истовая православность? Становились они, как нередко считают, антисемитами из антисемитов или, следуя М. Маймониду и молясь вслух одному богу, в душе молились другому и, как, например, Даниил Гаден и братья Веселовские делали все, что могли, для улучшения жизни евреев?
Как должна была переломать жизнь изначально робкого и тихого Никиту Зотова, чтобы он подписывал приговоры к поражавшим своей жестокостью даже для того времени казням бунтовщиков против трона и орудовал кнутом в пыточных застенках?
Как жили эти люди в гибельной амбивалентности отношения к евреям в России, где у Петра I сочетались совершенно полярные отношения к ним: запрещавший этим плутам и обманщикам селиться в России он писал Аврааму Веселовскому: «Для меня совершенно безразлично, крещен ли человек или обрезан, чтобы он только знал свое дело и отличался порядочностью»?
Было для них слово «русский» существительным или, как пишет Лев Бердников прилагательным: «поскольку носитель его к России приложен и самозабвенно ей служит. И не химическим составом крови определяется эта русскость, но радением о вере и судьбе Отечества» и как это было для фаворита Екатерины Великой князя Григория Потемкина-Таврического, с именем которого связывают «золотые годы русского еврейства»?
Книга очень привлекает своей спокойной беспристрастностью, охраняющей автора от любой предвзятости в адрес людей и событий, так что портрет еврея отнюдь не идеализирован, а портрет русского не рассматривается сквозь призму юдофобства. Это история, которая была такой, какой она была, а не такой, какой ее кому-то хочется видеть.
Название, хотя лучшего для этого собрания очерков не придумать, жестко ассоциируется с «Ой, не шейте вы, евреи, ливреи» Александра Галича и тем самым сужает ожидания к книге как разговору только об участии евреев во власти. Предупреждая об этом читателя, А. Локшин пишет в предисловии: «...перед нами не только иудеи-купцы, предприниматели, ювелиры, банкиры и врачи, но и евреи-дипломаты, полицмейстеры, почтари, придворные учителя, литераторы, общественные деятели и даже шуты. И на каждом из них лежит отблеск истории». Я бы сказал, что на истории, науке и культуре России лежит отблеск жизни каждого из них. Если говорить о литературе, то это, конечно, очерки о первом русскоязычном еврейском писателе Лейбе Неваховиче («...память о нем сохраняется, точнее, оттаяла после десятилетий ледяной стужи, беспамятства и равнодушия, и эта память – признательная и благодарная» – пишет В.Н. Топоров) и Леоне Мандельштаме (первый окончивший российский университет еврей, издавший книгу своих стихов на русском языке и ставший первым переводчиком Пушкина на иврит; Осип Мандельштам – его внучатый племянник).
Педантичный читатель, с карандашом в руках пройдясь по страницам книги, составит внушительный список вклада евреев во все сферы российской не только политической, но и общественной, научной, культурной жизни. Мне близко, что Лев Бердников подает это как факты служения России, а не еврейской исключительности.
Не могу умолчать и еще об одном впечатлении от книги. Последний очерк в ней лишь мельком заглядывает в начало ХХ в. Но при чтении ее сами собой напрашиваются ассоциации и параллели с последующей историей евреев в России вплоть до сегодняшнего времени, позволяющие взглянуть на нее под новым углом и, возможно, искать и находить новые решения проблем, обращаясь к забытому старому.
Хорошо подобранные самим Автором иллюстрации (к сожалению, не цветные, но это сделало бы книгу не продающейся) точно ложатся в содержание книги и гармонируют с ее литературным стилем.
Книга, вероятно, будет встречена по-разному разными читателями.
Историк, отметив солидность списка литературы, может попенять на общий его характер, оставшись неудовлетворенным отсутствием принятого в исторической литературе справочного аппарата и известной вторичностью. Автор предупреждает, что это литературные очерки. Мне, однако, кажется, что в книге достаточно представлено и исследование – только не первоисточников непосредственно, а уже существующих исследований.
Религиозный еврей может отбросить книгу, потому что речь в ней идет о «выкрестах» – метафорически умерших евреях. Впрочем, книги о знаменитых евреях тоже не брезгуют ими, а для исторических очерков мировоззренческие предвзятость и цензура просто противопоказаны.
Антисемитствующих патриотов может задеть то, что само слово «патриот», равно как «революция» и «гражданин», введено в русскую речь евреем Шафировым, что у истоков российской милиции стоит «первый российский мент» – еврей Антон Дивьер, а преобразований российской почты – еврей Фридрих Аш и т. д.; слишком многие вещи оказываются не суконно-посконно русскими. Один из таких «патриотов» (один ли?) в начале 1990-х закатил скандал в школе своего сына, схватившего трояк по русскому языку: «До каких пор в русской школе русских детей будут учить русскому языку евреи?!». Ответа на этот вопрос нет – пока что учат. Правильнее было бы спросить: «С каких пор...?» – с давних пор обучения русскому языку двух Петенек: будущего императора Петра I – евреем Никитой Зотовым, а будущего Петра III – евреем же Исааком Веселовским. Впрочем, нельзя исключить и того, что такие патриоты будут размахивать этой книгой как доказательством извечной еврейской вины за все беды и неудачи России.
Но незашоренный профессией и взглядами читатель будет удовлетворен. Даже если ему известно многое из рассказанного в книге, он получит удовольствие от хорошего языка и занимательности, от ненавязчивых, но убеждающих сопоставлением разных мнений и дискуссий с оппонентами. Льву Бердникову удалось написать книгу, которую с ее недлинными главками-очерками можно читать в метро, можно – в кресле у камина, мысленно переносясь в минувшее, а можно за письменным столом с карандашом в руках, делая из книги для всех книгу для себя. Книга состоялась не только как факт литературы, но и как факт ненавязчивого исторического просвещения, оставляющего читателю открытые возможности думать и делать выводы.
Виктор Каган Фото РГАКФД/Росинформ/Коммерсантъ 

berkovich-zametki.com